Римлянин Деций, преемник Араба. Книга первая. В деревне
Шрифт:
Подросток сбавил перед дверьми ход и, распахнув их, чинно-благородно ступил в остий-переднюю. Передняя была вообще пустой: ни матери, ни домашних рабов. Не шаром покати, но шар прокатился.
«Ах, вы сени мои, сени, сени новые мои!» – мальчику захотелось во всю удаль его молодецкой души грянуть и затянуть песню, которую он недавно услышал от пацанов и которая, нырнув в серое вещество его мозга, навязчиво приклеилась к его языку, как банный лист к телу, но он вспомнил, что передняя в его доме вовсе не новая, не кленовая и даже не решетчатая, опять же мать куда-то подевалась, а потому желание драть голосовые
Он так же чинно-благородно проследовал в атриум, посреди которого в бассейне-имплювии плескались золотые рыбки.
«Их кормили сегодня или нет?» – рефлекторно мелькнуло в сером веществе отрока, но он нарочито заставил себя выбросить эту заботливую, но мусорную мысль из серого вещества извилин, словно удавил ненужную думу или удалил её, как аппендикс 4 : пусть у матери, сестёр или рабов мозги об этом болят и плавятся.
Мысль выбросил, но хлеб отыскал, забежав в безлюдную кухню-кукину, и рыбок покормил – доброй, чистой и светлой была детская душа, не испорченной пока что равнодушием, цинизмом и ненавистью.
4
По легенде, первую операцию по удалению аппендикса сделал на рубеже X-XI веков Авиценна (ибн Сина) правителю Бухары (то есть за несколько столетий до описываемых в нашем романе событий). Однако первая достоверно известная операция по удалению аппендикса была выполнена в Лондоне в 1735 году.
Могло показаться или подуматься, что яркое солнце падало сквозь отверстие вместо крыши (это был комлювий) на водную гладь, отчего сказочное сияние, отражаясь не только в кристально прозрачной жидкости, но и в чешуйках юркающих туда-сюда жёлто-оранжевых хордовых позвоночных, разливалось по всему пространству. Блики разыгрались и на лице мальчика, бегая по детской ещё коже друг за дружкой, как солнечные зайчики, задевая кристаллики его глаз и вызывая приятные эмоции, включая улыбку: уголки губ потянулись к мочкам ушей.
Всякое могло показаться, привидеться, почудиться или подуматься, даже такое – ан нет! Источником света было вовсе не дневное светило, которое давно скрылось, ибо по миру уже гуляла Богиня ночи Нокс-Нюкта. Да и источник света был не один – их было десятки. Это горели факела, расставленные на полу и развешанные по стенам (дым и угарный газ уходили в небо в отверстие над головой или по воздухоотводам).
Да, именно факела разливали повсюду потоки и потопы света.
И здесь родительницы тоже не оказалось.
Что за дела? Не случилось ли беды?
Бяда?
*****
Пацанчик по коридору, соединяющему атриум и перистиль, прошёл в этот самый перистиль, тоже освещённый факелами, расписанный фресками и выложенный мозаикой – большой внутренний двор, окружённый колоннами дорийского и ионийского ордеров вперемежку: одна через одну, вторая через вторую. Таким эклектичным был вкус хозяина особняка.
Колонны не были декоративными – поддерживали крышу с отверстием для проникновения в помещение дневного и звёздно-лунного света и воздуха (сейчас в этот узкий круг, уже не затянутый тентом, как это делалось при осадках, была видна бездонная небесная чернота и Млечный путь). Наступившие после дождя свежесть и прохлада спускались из проёма вниз и стелились по полу лёгким движением воздуха – едва ощутимыми дуновениями.
Посреди
В просторных пространствах перистиля находились вместительные уголки-закутки, в которых по масти и рангу были расставлены изваяния Богов, мелких домашних Божков и духов (причём, Божков и духов различить меж собой зачастую не представлялось возможным).
Главными скульптурами, возвышающимися над всеми остальными, были, разумеется, Юпитер-Зевс и Юнона-Гера (Божественная пара супругов). А прочих истуканов, идолов, бюстов, статуэток и фигурок разных размеров было расставлено на полу, в нишах стен, в пилястрах и на полках бессчётное множество – это были пенаты, лары и все-все-все остальные.
*****
Один из закутков звался сакралием. Он являлся средоточием то ли Божков, то ли духов (и слухов, к ним прилагающихся) общим именем пенаты – согласно верованиям римлян, эти сверхъестественные существа охраняли домашний очаг, единство и благополучие семьи.
Всякий раз, когда во всём семействе Дециев или у отдельного его члена приключалась удача или радость, ноги счастливцев сами несли своих обладателей не только к изваянию Фортуны-Тюхе, но и сюда, к Божкам-духам помельче, чтобы принести им какой-нибудь крупный дар или мелкий подарок, чтобы хоть чем-то их побаловать, задобрить, даже подачкой. Чем бы это ни было, материальная несъедобная вещь всё равно оставалась в доме, а если снедь, то она, постояв без дела и немного потеряв первую свежесть, но зато приобретя вторую и третью, как осетрина, поглощалась потом рабами: втихушку с косвенного согласия или открыто с прямого разрешения хозяев.
Вообще-то издревле фигуркам пенатов полагалось находиться в закрытом шкафу, и в семье Дециев поначалу именно так и было, однако удачи и радости тут случались так часто, а то и не по разу на дню, что дверцы всё время разбалтывались, расшатывались, отваливались и падали вниз, попутно покоцивая шкафчики и мраморное покрытие пола. Поэтому их решили убрать. Фигурки с тех пор всегда стояли открытыми любому глазу, зато всегда под рукой и готовые вдумчиво и добросовестно выслушать всё, с чем к ним обратятся или… ни обратятся хозяева.
*****
Другой закуток звался ларарием. Вот лары точно не были Богами. Всего лишь духами. Добрыми и милыми домашними духами. В отличие от пенатов, лары никогда не покидали дом, куда однажды заселились или куда их вселили. Пенатов можно было зазвать с собой при переезде в новое обиталище (да они и без приглашения в него запросто, как старые добрые друзья, въезжали). А вот лар – ни в какую: эти умрут, а новоселий справлять не станут! Хоть ты их, бессмертных, режь!