Римская сага. Том VI. Возвращение в Рим
Шрифт:
На следующий день ему удалось узнать у охранника, что он находится в тюрьме большого индийского города Дахал. Здесь было много узников, но с ним в пещере находился всего один – молчаливый индус с высоким лбом и проседью в бороде, в штанах и рубашке, с поясом, что говорило о его непростом происхождении. Длинная борода у него свалялась и торчала в разные стороны, как ветки кустарника. И ещё он постоянно дёргал своим горбатым носом, как будто хотел согнать надоедливую муху. Но мух здесь не было, и это движение вызывало у Лация слабую улыбку. Два раза в день к этому странному человеку кто-то приходил,
– Не носи еду! – крикнул он громко на греческом. – Охранник съедает всё сам! – от звонкого эха все остальные узники сначала замерли, а затем бросились к своим деревянным решёткам и уставились на слабое пламя огня у чёрного прохода. Там виднелись две фигуры – стражника и того человека, который приносил лепёшки. Они о чём-то оживлённо разговаривали, и через какое-то время, постоянно оглядываясь по сторонам, к решётке подошёл невысокий незнакомец. Это был молодой человек в длинной рубашке с рукавами, как у Лация, только без пояса. За ним вяло плёлся стражник. Незнакомец произнёс несколько слов на своём языке и поклонился индусу в камере. Тот даже не пошевелился. После этого он повернулся к Лацию.
– Ты кто? – спросил он по-гречески. Лаций хотел встать, но не смог.
– Ох! – вырвалось у него, и рёбра пронзила острая боль. Он скривился, но в голове уже промелькнула мысль, что этот человек говорил на греческом, как на родном языке. – Меня схватили в порту… там, где море… я плыл в Азию. Меня обманули. И обвинили в воровстве.
– А… Так ты вор?.. – с сожалением покачал головой незнакомец.
– Я не вор! – прохрипел он с возмущением. – Я… я… – Лаций хотел сначала сказать, что он римлянин, легат и никто не смеет называть его вором, но глубокий вдох вызвал новую волну опоясывающей боли в груди. Это было хорошим напоминанием о тщетности подобных объяснений. Стиснув зубы, он произнёс: – Мне тяжело говорить. Ты можешь принести еды?
– Еды? – в голосе молодого индуса прозвучало нескрываемое изумление. – Нет, нет. Это невозможно! Меня не пустят сюда, – зашептал он, как будто боялся, что кто-то может услышать его слова, но потом, видимо, понял, что это выглядит глупо, и стал говорить спокойно: – Надо заплатить стражникам. Я даю каждый день одну монету наверху и одну монету здесь, внизу. Чтобы передать еду моему господину.
– А-а, понятно, – пробормотал Лаций. – Но твой господин не видит этой еды. Её нет. Нет и всё! Этот стражник всё съедает сам!
– Я тебя хорошо слышу. Не кричи! – оборвал его незнакомец. – Сегодня я отдал три монеты, чтобы подойти сюда. Ты закричал по-гречески, и я это услышал, поэтому я отдал ему всё, что у меня было.
– Я всё понял, понял… Тебе нужны деньги… Как тебя зовут? – стараясь не вдыхать
– Патья.
– Так ты грек?
– Да, а ты, кажется, нет, – с сомнением ответил слуга его сокамерника.
– Я жил в Греции. Но скажи, ты можешь достать еды? Нормальной еды? И желательно мяса?
– Я уже говорил тебе, – негромко ответил Патья, – что меня не пустят…
– Да, да, говорил! – перебил его Лаций. – Но если ты заплатишь две… или три монеты? Или даже пять?
– Пять монет? Откуда мне их взять? – недовольно поморщился молодой грек.
– В этом городе есть торговая площадь? Здесь есть купцы? – быстро спрашивал Лаций, боясь, что тот уйдёт.
– О! – воскликнул Патья. – Конечно, есть! Это самый большой город. Здесь живёт сам раджа!
– А менялы есть? – продолжал допытываться Лаций.
– Менялы? Ты шутишь? Конечно, есть!
– Ну, вот и хорошо. Принеси воды, и я скажу тебе, где взять монеты, – Лацию надо было, чтобы стражник отвлёкся и не видел, как он достанет из вонючей сандалии маленький камешек. Когда Патья вернулся и под недовольное бурчание охранника просунул ему небольшую чашку с водой, Лаций осторожно вложил ему в ладонь камень и сказал: – Сожми руку и не открывай, пока не выйдешь. Ты сможешь обменять это на очень много монет, поверь мне! Поэтому тебе должно хватить и на стражников, и на еду. Только не забудь о мясе, пожалуйста! – добавил он в конце, видя, что грек опешил и не слышит его. – Мя-со-о!.. Там должно хватить надолго…
– Мясо? Да, да, конечно, я попробую, – пробормотал тот и поспешил к черневшему провалу в стене. Там был выход.
На следующий день стражник сам открыл решётку и занёс туда небольшой кувшин и две корзины с едой. Молодой грек стоял рядом, скрестив руки на груди и довольно улыбаясь.
– Сколько дал? Три или четыре монеты? – спросил его Лаций, довольно потирая руки.
– Две. Больше нельзя. Это может испортить его, – важным тоном сообщил Патья, как будто за одну ночь стал главным надсмотрщиком этой тюрьмы.
– Скажи своему хозяину, что я предлагаю ему разделить со мной эту еду! – попросил он. – Скажи это вежливо, как у вас тут принято.
Грек перевёл слова Лация, но хмурый индус, внимательно посмотрев на него колючим взглядом, отвернулся к стене. Патья пожал плечами и вышел. Охранник тихо закрыл дверь и отошёл к своему месту. Стало темно. Лаций засунул руку в корзину и на ощупь достал несколько лепёшек. Потом по запаху нашёл мясо и завернул его внутрь. Подойдя к индусу, он сел рядом и толкнул его в плечо.
– Давай, не отворачивайся! Еда вкусная. Поешь! – Лаций протянул ему завёрнутое в лепёшки жареное мясо, и невероятный запах заставил его самого несколько раз сглотнуть слюну. Не дождавшись ответа, он сунул лепёшки соседу в руку и с радостью впился зубами в свой кусок. Видимо, голод и запах сделали своё дело, потому что вскоре в камере уже раздавалось довольное чавканье двух человек, после чего был откупорен кувшин и поверх лепёшек с мясом в живот последовало слабое терпкое вино. Что было потом, никто из них не помнил, потому что они, не просыпаясь, проспали до следующего прихода слуги индуса.