Римский карнавал
Шрифт:
Он быстро проговорил:
— В обязанности твоего мужа будет входить проживание в твоем доме и появление с тобой на людях. На этом они закончатся, Ваноцца. Неужели ты думаешь, что я мог иметь в виду что-то еще? Я ведь ревнивый любовник, Ваноцца. Или ты до сих пор этого не знала?
— Я знаю, что ты ревнивый любовник, мой господин.
Он положил руку на ее плечо.
— Не бойся, Ваноцца, Мы с тобой слишком долго были вместе, чтобы теперь расстаться. Только ради наших детей я решился на такой план. Тебе в мужья я выбрал спокойного человека. Он хороший, респектабельный
Она взяла его руку и поцеловала ее.
— И ваше высокопреосвященство будет время от времени навещать нас?
— Как всегда, моя дорогая. А сейчас пойди познакомься с Джордже ди Кроче. Ты поймешь, что он мягкий человек; тебе будет с ним легко, уверяю тебя.
Она пошла следом за ним в дом, размышляя, что же получил этот человек в обмен на согласие стать ее мужем. Нетрудно было догадаться. Едва ли кто-либо в Риме отказался бы жениться на женщине, которую предложил ему влиятельный кардинал.
Ваноцца чувствовала тревогу. Но не смела возражать, что ее обменяют, словно рабыню. Она, конечно, оставит Джордже в своем доме.
Он ждал в комнате, окна которой выходили на площадь. Увидев кардинала, он поднялся. Родриго представил их друг другу.
Мужчина взял ее руку и поцеловал; она изучающе смотрела на него и заметила, как загорелись у него глаза, когда он увидел, как хороша она.
Заметил ли это кардинал? Если заметил, то не подал виду.
С балкона дома своей матери Лукреция со спокойной радостью смотрела на проходящих мимо людей. Город на семи холмах, раскинувшийся вокруг, очаровал ее. Ее любимым занятием было прошмыгнуть на балкон и наблюдать за людьми, идущими по площади к мосту Святого Ангела. Перед ней проезжали кардиналы верхом на белых мулах, дамы и господа спешили мимо, появлялись носилки, настолько плотно занавешанные, что невозможно было разглядеть, кто находится внутри.
Широко раскрытые полные любопытства глаза Лукреции жадно смотрели сквозь отверстие в кирпичной стене, а пальчики цеплялись за колонну.
Ей было два года, но она, живя с матерью и братьями, казалась старше. Няньки очень любили ее за то, что, кроме красивой внешности, она обладала совершенно иным характером, чем ее братья. Лукреция была жизнерадостным ребенком; когда ее ругали за какой-нибудь проступок, она печально выслушивала и никогда не держала зла на того, кто ругал ее. Было просто чудом, что в детской, где росли непокорные мальчики, жила девочка Лукреция, на которую смотрели как на дар Божий.
Она была очень хорошенькой, и женщины не уставали расчесывать или украшать ее золотистые волосы, столь редко встречающиеся в Риме. Лукреция была развита не по годам, как и ее братья, и сознавала свое очарование, но относилась к нему спокойно, как и ко всему остальному.
Сегодня в доме царило оживление, поскольку должно было произойти что-то очень важное.
Лукреция догадывалась об этом, слыша шепот слуг и видя в доме странную женщину.
Она знала, что это относится к ее матери, потому что ей целый день не разрешали видеться с ней. Лукреция спокойно улыбнулась, глядя на
Пришел ее брат Джованни и встал рядом с ней. Ему было шесть лет, мальчик был красив, волосы у него отливали золотом, как и у его матери.
Лукреция улыбнулась ему и протянула руку; ее братья всегда любили ее, и она знала, что они старались сделать все, чтобы заслужить ее привязанность. В ней уже проснулось кокетство, и она испытывала удовольствие, видя соперничество мальчиков в стремлении завоевать ее любовь.
— На кого ты смотришь? — спросил Джованни.
— На людей, — ответила она. — Посмотри на вон ту толстую даму в маске!
И они вместе посмеялись над женщиной, которая, как сказал Джованни, переваливается на ходу, словно утка.
— Скоро придет наш дядя. — сообщил Джованни. — Ты ждешь его, Лукреция?
Лукреция, улыбаясь, кивнула. Правда, она всегда поджидала дядю Родриго. Для нее его визиты были главными событиями в жизни. Чувствовать, как тебя держат его сильные руки, видеть его улыбающееся лицо, вдыхать аромат тонких духов, пропитавший его одежду, и любоваться сияющими на его белых руках драгоценными камнями, зная, что он тебя любит, — все это было прекрасно. Даже прекраснее, чем быть любимой двумя своими братьями.
— Он придет к нам сегодня. — сказал Джованни. — Он наверняка придет. Он ждет сообщения от нашей мамы.
Лукреция слушала, насторожившись. Она не всегда понимала своих братьев; казалось, порой они забывают, что ей всего два года от роду. Джованни было шесть, Чезаре — семь лет, и оба они казались взрослыми, важными и серьезными.
— Ты знаешь, почему, Лукреция? — спросил Джованни.
Когда она отрицательно покачала головой, Джованни засмеялся, не выдавая секрета, хотя был полон желания раскрыть его, и все-таки молчал, предвкушая удовольствие, которое он испытает, рассказывая сестре новости. Неожиданно он перестал улыбаться, и Лукреция сразу поняла, почему. Позади них стоял Чезаре.
Лукреция повернулась, чтобы улыбнуться ему, но Чезаре смотрел на брата.
— Не ты должен говорить ей это, — сказал Чезаре.
— Я так же могу, как и ты, — возразил Джованни.
— Я старший. Я скажу, — объявил Чезаре. — Лукреция, не слушай его.
Лукреция тряхнула головой и улыбнулась. Конечно, она не станет слушать Джованни.
— Скажу, если только захочу, — выкрикнул Джованни. — Я имею такое же право, как и ты. Я первый решил сказать.
Чезаре схватил брата за волосы и начал его грясти. Джованни в ответ ударил его. Чезаре ответил. Мальчики покатились по ковру.
Лукреция оставалась спокойной, поскольку драки были привычны в детской, и она наблюдала за ними, довольная, что они дерутся из-за нее; почти всегда причиной их ссор была сестра.
Джованни кричал от боли; Чезаре визжал от злости. Пока они будут драться, служанки не подойдут к ним. Они боялись обоих мальчиков.
Джованни, которого Чезаре повалил на пол, крикнул:
— Лукреция, наша мама…
Больше он ничего не сумел сказать, потому что Чезаре зажал ему рот рукой. Глаза его потемнели от гнева, лицо пылало.