Римский орел
Шрифт:
Увидев в глазах лицах собеседников недоверие, Нарцисс покачал головой. Половина лица его была на свету, половина — в тени, что делало его облик зловещим.
— Империи угрожает опасность, и гораздо большая, чем когда-либо, а в сенате засели глупцы, воображающие, будто они в состоянии выправить положение. Они убеждены, что помехой тому только Клавдий, считая его человеком жестоким и недалеким. — Он усмехнулся. — Последнее не лишено оснований. Я даже готов допустить, что это именно так. Но он единственный император, который у нас есть, и, если его отторгнуть, династия Юлиев Клавдиев может пресечься.
— Я слышал, что некоторые люди не видят в этой перспективе ничего дурного, — заметил Катон.
— И что потом? — с живостью спросил Нарцисс. —
— Мы, римляне?
— Ну хорошо, вольноотпущенники и римляне, — покривился Нарцисс. — Я признаю, что моя судьба тесно связана с судьбой Клавдия. И что без его покровительства меня давно разорвала бы в клочья беснующаяся толпа. Но разве дело во мне? Моя гибель явилась бы только началом событий, чреватых самыми пагубными последствиями для всех, включая и вас.
— Мне все равно, кто у власти, — не преминул заметить Макрон. — Я просто солдат. Армия никуда не денется, а для меня это главное.
— Может быть. Но какой эта армия будет? Если Клавдий падет, войны все рано останутся войнами, и спрос на твое ремесло сохранится, только вот воевать тебе придется уже не против варваров, а против своих же сограждан. Таких же, как ты, как твой оптион. Подумай, готов ли ты всадить в него меч? Ведь он, похоже, считает тебя своим другом. Подумай об этом и восславь императора, центурион.
Катон посмотрел на товарища, глаза его заблестели. Он повернулся к Нарциссу.
— Я, кажется, понял тебя. Ты решил устроить нам проверку, не так ли? Чтобы понять, можно ли положиться на нас.
— Конечно, — охотно признал Нарцисс. — Если я имею дело с людьми, мне надо знать, чем они дышат. В политическом смысле и в прочих.
— Что ж, тогда нам придется помалкивать, — рассмеялся Макрон.
— Молчание, — сказал Нарцисс, — тоже бывает красноречивым. Иногда даже более, чем любые слова. Впрочем, я не думаю, чтобы ты или твой оптион представляли угрозу для государственной власти. Поэтому вам меня нечего опасаться. По крайней мере, пока.
Макрон нервно глянул на царедворца, пытаясь понять, что означает последний намек, потом покосился на юношу, но тот был серьезен, и по спине его проскользнул холодок.
— В общем, хватит об этом. — Нарцисс допил вино и придвинул свою чашу к кувшину. — Выпьем, пожалуй, еще по одной перед сном. Знаете, здесь, вдалеке от столичных интриг, даже дышится совсем по-другому. А ко всем тяготам можно привыкнуть. Лей, не жалей, — сказал он Макрону, потом поднял чашу. — Мне бы сейчас хотелось выпить за вас. И за ту армию, где…
Из темноты со свистом вылетела стрела. Царедворец коротко вскрикнул, чаша его отлетела в сторону и со стуком врезалась в ближайший валун.
— К оружию! К оружию! — взревел Макрон, отбрасывая свой кубок.
Вскочив на ноги, он прыгнул к портшезу, возле которого лежали его щит и меч. Остальные засидевшиеся возле своих костров римляне также принялись вооружаться, осыпаемые смертоносным дождем. Нарцисс сидел раскрыв рот, оцепенело наблюдая, как оперенные древки втыкаются в землю, подбираясь все ближе и ближе к нему. Одна стрела ударилась в красное от жара полено, взметнув в темноту струйку искр. Царедворец вздрогнул и, оправившись от первого потрясения, поспешил убраться из светового пятна. Откатившись от костра, он заполз под повозку с солдатскими торбами, где и затих.
Катон уже был на ногах, когда
— Оставь его! — крикнул Макрон. — Он не жилец. Собирай к повозке других!
Катон кивнул, и центурион помчался к палаткам, предоставив своему оптиону чуть ли не пинками поднимать с земли ошалевших от неожиданности солдат. Кое-кого и впрямь пришлось пнуть, кое-кому силой сунуть оружие в руки, но результат был достигнут, очень скоро вокруг багажной повозки образовалось неровное, смутно шевелящееся каре. Двое солдат были тут же выбиты из него, остальные по всем правилам военной науки опустились на колени, отгораживаясь от вражеского обстрела щитами. Правда, доспехов надеть почти никто не успел, но большинство бойцов было в шлемах. Скорчившиеся в своем укрытии римляне слышали треск глубоко вонзавшихся в дерево жал. Стрелы, одна за одной, шли практически параллельно земле, из чего Катон заключил, что нападающие находятся совсем рядом, и напрягся, ожидая атаки. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что оборону с ним держат примерно двадцать солдат.
Внезапно град стрел прекратился, и ночной мрак огласил дикий, неистовый клич. Вдали громыхнули копыта, а много ближе — в озаряемой красными всполохами полумгле — зашевелились смутные тени.
— Встать! Сбиться в строй против конницы! — крикнул Катон. — Они атакуют!
Римляне тесно сгрудились вокруг повозки, и очень вовремя, ибо на освещенное кострами пространство выскочило около двух десятков бородатых гигантов — в плотных черных плащах, остроконечных шлемах и с кривыми мечами, похожими на мясницкие тесаки. Наскок их был столь свирепым, что первые трое буквально вломились в стену щитов и повалились на землю, увлекая с собой подмятых ими солдат. Смельчаков прикончили почти мгновенно, но они проделали в обороне римлян солидную брешь, которую тут же принялись расширять их атлетически сложенные сотоварищи. В оранжево-красных отсветах пламени завязалась кровавая схватка. Римский отряд, дрогнув, рассыпался, бой превратился в калейдоскоп поединков, и Катон, в подчинении которого никого в один миг не осталось, оказался лицом к лицу с бородачом, исторгающим злобный рев. Мгновенно оценив стати молодого противника, атакующий закричал и угрожающе взмахнул тесаком. Катон побледнел, но не сдвинулся с места, держа наготове щит. Увидев, что на испуг взять юнца не удалось, нападающий рассмеялся и ударил наотмашь, посылая тяжелый клинок ему в голову — сверху вниз. Поднятый щит принял удар, и тесак, звякнув, упал на землю, выворотив при падении пласт дерна, а руку Катона от кончиков пальцев и до плеча пронизала острая боль. Он застонал, однако это не помешало ему припасть на колено и, отклонившись от падающего врага, воткнуть меч в его бок. Бородач с глухим стоном повалился ничком, Катон, упершись ногой в спину агонизирующего гиганта, попытался выпростать меч, но тот застрял между ребер и не подавался. Отчаянно завертев головой, юноша увидел, что большинство нападавших уже полегло, но схватка все длилась. Совсем рядом оставшийся без оружия легионер пытался прикрыться от рубящего удара рукой. С бешеным криком Катон метнулся вперед и, протаранив ребром щита атакующего, вместе с ним покатился по мокрой траве. Пока он приходил в себя и поднимался на ноги, спасенный солдат успел всадить в горло противника нож.
Атакующие исчезли так же быстро, как и появились. Уцелевшие римляне растерянно озирались, ошеломленные быстротечностью происшедшего.
— Какого хрена вы пасти поразевали?! — проорал, подбегая к ним с основной массой легионеров, Макрон. — Слышали приказ оптиона — строиться против конной атаки?! Сомкнуть щиты! Живо!
В горячке сражения Катон и думать забыл о всадниках, они же тем временем уже приближались. Но теперь и центурия была в полном составе. Ощетинившись копьями и одетая в панцирь перекрывавших друг друга щитов, она готовилась к бою.