Ринсвинд и Плоский мир
Шрифт:
– О-о? Да?
– А жатем я штал еще немного штарше и оценил доштоинштва женщин ш темными волошами и жгучим темпераментом.
Он умолк. Ринсвинд ждал.
– Ну и? – в конце концов не выдержал волшебник. – Что дальше? Что ты ищешь в женщинах сейчас?
Коэн обратил к нему взгляд своего слезящегося голубого глаза.
– Терпение, – ответил он.
– Поверить не могу! – воскликнул голос за спиной. – Я еду вместе с Коэном-Варваром!
Это был Двацветок. С раннего утра – с тех самых пор, как он обнаружил, что дышит одним воздухом с величайшим
– Он, шлучайно, не иждеваетшя? – спросил Коэн у Ринсвинда.
– Нет. Он всегда такой.
Коэн повернулся в седле. Двацветок улыбнулся ему сияющей улыбкой и гордо помахал рукой. Коэн повернулся обратно и крякнул от боли.
– У него што, глаж нет?
– Есть, только видит он не так, как другие. Можешь мне поверить. Я имею в виду… ну, помнишь юрту Конного племени, в которой мы провели прошлую ночь?
– Да.
– Лично я счел, что она несколько темновата и засалена. Да и воняло от нее, как от очень больной лошади.
– По-моему, очень точное опишание.
– А он бы с нами не согласился. Он заявил бы, что это великолепный варварский шатер, увешанный шкурами величественных животных, убитых остроглазыми воинами, живущими на краю цивилизации, шатер, пахнущий редкими и диковинными смолами, добытыми при набегах на караваны, пересекающие лишенную дорог… ну, и в том же духе. Я это серьезно, – добавил Ринсвинд.
– Он што, чокнутый?
– Вроде как. Но у этого чокнутого денег куры не клюют.
– А-а, тогда он не может быть чокнутым. Я повидал мир. Ешли у человека денег куры не клюют, то он прошто экшентричный.
Коэн снова повернулся в седле. Двацветок рассказывал Бетан о том, как Коэн в одиночку расправился со змеями, составляющими армию властительницы колдуний С'белинды, и украл священный бриллиант из гигантской статуи Оффлера, Бога-Крокодила.
Морщины, покрывающие лицо Коэна, прорезала странная улыбка.
– Если хочешь, я скажу ему, чтобы он заткнулся, – предложил Ринсвинд.
– А он жаткнетшя?
– Нет.
– Пушть болтает, – позволил Коэн.
Его рука невольно опустилась на рукоять меча, отполированную до блеска хваткой десятилетий.
– Во вшяком шлучае, мне нравитшя, как он шмотрит на мир, – объявил варвар. – Его глажа видят то, што находитшя на рашштоянии пятидешяти лет.
В сотне ярдов за ними, неуклюже прыгая по мягкому снегу, бежал Сундук. Никто никогда и ни по какому поводу не спрашивал его мнения.
Близился вечер. Они подъехали к краю высокогорных равнин и начали спускаться вниз по мрачному сосновому бору, лишь слегка припорошенному снежной бурей. Пейзаж изобиловал громадными растрескавшимися скалами и настолько узкими и глубокими долинами, что день здесь длился минут двадцать. Дикий, продуваемый всеми ветрами край, где можно ожидать, что вам навстречу вот-вот выйдут…
– Тролли, – сказал Коэн, принюхиваясь.
Ринсвинд оглянулся, всматриваясь в алый вечерний
– Я люблю троллей, – объявил Двацветок.
– Врешь ты все, – твердо сказал Ринсвинд. – Ты не можешь их любить. Они большие, бугристые и людей едят.
– Неправда, – возразил Коэн, неловко соскальзывая с лошади и массируя колени. – Это широко рашпроштраненное жаблуждение. Тролли никого не едят.
– Да?
– Да, они вшегда выплевывают вше обратно. Их желудок не переваривает людей, понятно? Шреднему троллю ничего от жижни не нужно, кроме ражве што шлавной глыбы гранита да доброй плиты ижвештняка на жакушку. Я шлышал, это потому, что они кремниш… кремниорганиш… – Коэн запнулся и погладил бороду, – жделаны иж камня.
Ринсвинд кивнул. В Анк-Морпорке тролли были не в диковинку, поскольку их часто нанимали в телохранители. Правда, содержание этих тварей влетало в копеечку – до тех пор пока они не усваивали, что такое дверь, и не переставали, покидая дом, переть напролом сквозь ближайшую стену.
Когда путешественники занялись сбором хвороста, Коэн продолжил:
– Но шамое главное – их жубы.
– Почему? – поинтересовалась Бетан.
– Алмажы. Видишь ли, только алмажы могут шправитьшя ш камнями – и вше равно троллям приходитшя каждый год выращивать жубы жаново.
– Кстати, о зубах… – вмешался Двацветок.
– Да?
– Я не мог не заметить…
– Да?
– О, ничего, – отступил турист.
– Да? А-а. Давайте побыштрее ражжигать коштер, пока еще швет ешть. А потом, – лицо Коэна вытянулось, – полагаю, нам лучше шварить шуп.
– Ринсвинд в супах мастер, – с энтузиазмом объявил Двацветок. – О травах и корешках он знает все.
Коэн бросил на волшебника взгляд, который позволял предположить, что он, Коэн, в это не верит.
– Што ж. Конный народ дал нам в дорогу немного вяленой конины, – сказал он. – Ешли найдешь дикий лук или што-нибудь в том же духе, это может улучшить ее вкуш.
– Но я… – начал было Ринсвинд, однако решил, что продолжать не стоит.
«Во всяком случае, – рассудил он, – я знаю, на что похожа луковица. Это такая круглая белая штуковина с торчащим сверху зеленым пучком. Она должна прямо-таки бросаться в глаза».
– Я пойду поищу, хорошо? – предложил он.
– Хорошо.
– Вон там, в густом, тенистом подлеске…
– Очень даже подходящее мешто.
– Ты имеешь в виду эти глубокие овраги?
– Я бы шкажал, идеальные ушловия.
– Да, так я и подумал, – горько отозвался Ринсвинд и отправился в путь, гадая про себя, каким образом лучше подманить луковицы.
«В конце концов, – размышлял он, – на рынке они уже связаны и подвешены над прилавком, но в природных условиях лук наверняка другой. Наверное, крестьяне, или кто там занимается отловом, используют натасканных на лук собак или же поют песни, чтобы заманить луковицы в ловушку».