Рио-де-Жанейро: карнавал в огне

Кастро Руй

«Там был отель со своим ярким бронзовым, крохотным, как молитвенный коврик, пляжем», — это Ф. Скотт Фицджеральд говорит в «Ночь нежна» об отеле «Карлтон» в Каннах в двадцатые годы. Те же слова, и даже в большей степени, можно отнести и к «Паласу Копакабана» в те же времена, потому что с рождения этому отелю в Рио не приходилось ни с кем делить этот «коврик» и все море было в его распоряжении. Как будто на берег вытащили корабль да так и оставили, и теперь он служит украшением и главной достопримечательностью пейзажа.

Владельцы отеля, Гинле, были бразильцами французского происхождения. В 1900 году им принадлежало состояние, которое по нынешним временам составило бы два миллиарда долларов. Глава семьи Эдуардо Гинле заработал состояние на строительстве доков, гидроэлектрических систем и дорог, он основывал банки, страховые компании, вместе со своими британскими партнерами занимался сталью, телефонными системами, локомотивами, лифтами и печатными машинками. Но Эдуардо умер в 1912-м, и семеро его детей решили потратить деньги наилучшим образом — вложить их в роскошь.

Кто-то из них покупал дорогие отели, частные замки, парки и сады в Рио и пригородах. Кто-то часть года проводил в Европе, разводил лошадей, играл с аристократами в поло, имел открытый счет в любом отделении Картье, пересекал Америку и Европу на арендованных поездах, соблазнял знаменитых женщин (от итальянских графинь до оперных див). За свои деньги наследники Эдуардо получили всевозможные удовольствия и никогда не сожалели о том, как потратили состояние, полагая, что деньги существуют именно для этого. Ни один бразильский богач не умел жить так, как семейство Гинле.

Но в их мотовстве была и определенная щедрость. Или как минимум некоторая красота: их собственность в Рио, Петрополисе, Терезополисе и даже остров Брокоиу в заливе Гуанабара — жемчужины архитектуры. Некоторые из них существуют и до сих пор: один из их дворцов в Ларанжейраш стал резиденцией президента республики (сегодня там живет правитель штата); другие превратились в иностранные посольства. А до этого исполняли самые разные функции. Именно один из Гинле отправил черного флейтиста Пишингинью и еще несколько бразильских музыкантов, исполнявших как классическую, так и популярную музыку, на гастроли в Европу в двадцатые годы. Еще один помог любимому клубу семьи «Флуминенсе», построив футбольный стадион и потрясающую штаб-квартиру в Ларанжейраш, на земле, которую сам же клубу и подарил. Еще один основал госпиталь, «Гаффре-Гинле», где бесплатно лечили бедняков. Даже строительство «Паласа Копакабана» было своего рода филантропией, но уже по отношению к богатым туристам: в нем разместилось 230 комнат, и на каждого гостя приходилось по три человека прислуги, так что он был убыточным изначально. И изменить это вряд ли удалось бы: даже если бы калифы и раджи приезжали туда ежедневно целыми караванами, они не смогли бы окупить такую роскошь.

Отавиу Гинле, сын того самого патриарха, построил «Копа» так, как строили в старину, с любовью, и вложил в него очень много денег. Цемент привозили из Германии, мрамор из Каррары, бронзовое литье из Венеции, люстры из Чехословакии, фарфор из Лиможа, мебель из Швеции, шеф-повар Огюст Эскоффье приехал из лондонского отеля «Савой», а все остальное: стекло, столовое серебро, униформа, акцент и звезда бала в честь открытия, Мистенгетт, — прибыло из Франции. Гости тоже приезжали со всего света, и, едва открывшись, «Копа» тут же стал частью жизни международной элиты. В 1933 году, когда в Голливуде создавали его копию для «Улетая в Рио» с Фредом и Джинджер (это первый совместный фильм знаменитой пары, они там танцуют «Кариоку»), в «Копа» уже десять лет постоянно приезжали особы, отмеченные знатностью, талантом, острым умом или хотя бы очень толстым кошельком, да и вообще самые разные влиятельные люди.

В 1929 году в одной из его комнат президента Вашингтона Луиша ранила из пистолета его любовница Ивонетт Мартен, но скандал так и не покинул стен отеля. И там же, в «Копа», в 1931-м будущий король Эдуард VIII завел роман с социалисткой-кариокой Негрой Бернандес, а вернувшись в Лондон, засыпал ее письмами, умоляя переехать к нему. Именно из окон «Копа» в 1942-м Орсон Уэллс в ярости вышвыривал в бассейн стулья, после того как ему позвонила, сказав, что бросает его, любовница, мексиканская звезда Долорес дель Рио, и в виде исключения отель ему это простил. А Марлен Дитрих, выступая в Золотом зале, где проходили самые блистательные шоу «Копы» (в 1959 году, через тридцать лет после «Голубого ангела»), требовала, чтобы за кулисами стояло ведро для шампанского с песком: чтобы она могла пописать между «Лили Марлен» и «Снова влюбляюсь», не переодеваясь (у нее было такое узкое платье, что она просто не могла закатать его до талии). Все эти и многие другие знаменитые истории составляют сагу «Паласа Копакабана». Но вот что интересно: а как же истории, о которых так никто и не услышал, где замешаны персоны настолько важные, что Рио не знал даже об их приезде, поскольку отель как всегда безупречно хранил чужие тайны? Через его холлы, рестораны и спальни прошло очень много таких людей. И так же как Отавиу Гинле, отель спокойно воспринимал славу и известность своих посетителей.

Кораблю незачем было сдвигаться с места. Самим своим существованием он изменял все вокруг себя.

Копакабана была первым изначально космополитичным районом Бразилии. У нее нет деревенского, пригородного или провинциального прошлого, каким обладают все города, развивающиеся по классическому сценарию. На это не было времени. По правде говоря, такое впечатление, что никакого «прошлого» не было вообще — ничего значительного в колониальные времена или при империи здесь не случалось. Копакабана родилась вместе с республикой. Открыв глаза, она сразу же оказалась в двадцатом веке. Но, как это ни удивительно, ее первые поселенцы чувствовали себя неразрывно связанными с этой землей. Вместе с первыми бунгало в норманнском стиле, населенными богачами и иностранцами, появились атрибуты, необходимые каждому настоящему городу: электричество, газ, телефон, транспорт, заранее спланированные улицы, магазины, собственная газета (еженедельник «Бейра-Мар» — «Морской берег»)

и даже кабаре, «Мере Луиз», где сдавали комнаты на час и которое пользовалось славой самого «злачного» притона разврата в мире, где слово «разврат» не имело особого смысла. Одновременно с «Копа» в 1923 году выросли первые многоквартирные дома, и некоторые из них были не менее роскошными, чем сам отель, а их обитатели вели жизнь, достойную персонажей Эдит Уортон. Затем появились кинотеатры, рестораны, бары и множество гостиниц. Начиная с 1930 года на месте бунгало были воздвигнуты небоскребы (небо в те времена было ниже) — здания метров по двадцать семь в высоту выстроились шеренгой, сформировав белоснежную стену вдоль моря. Затем здесь появились представители среднего класса, банки, школы, больницы, туристические агентства, казино и всяческие магазины. В 1940 году реклама утверждала, что можно родиться, прожить всю жизнь и умереть в Копакабане, так ни разу и не покинув этот район. Да и кому захочется покидать его?

Это был первый район, сложившийся по соседству с пляжем, и его обитатели могли ходить туда в любое время; здесь раньше, чем в любой другой части города, спорт занял прочное место в жизни горожан, местные жители отличались ото всех остальных кариок замечательным загаром. И именно здесь родился новый рецепт счастья: поменьше на себя надевай и побольше радуйся жизни. В 1920-м в Копакабане было 17 000 жителей, в 1940-м — 74 000, в 1950-м — 130 000, в 1960-м — 183 000. Откуда взялись все эти люди? Отовсюду, со всей Бразилии и из других стран сюда спешили представители всех классов общества. Но стоило им проехать сквозь тоннель под авенидой Принцесса Исабель, как они оставляли свое происхождение позади и очень быстро перенимали новый ритм жизни. Это относится к интеллектуалам, артистам, банкирам, дипломатам, бизнесменам и беднякам. Немало последних приехало с северо-востока Бразилии, они нанимались носильщиками, вешали на дерево напротив здания, где работали, клетку с птицей и в мгновение ока превращались в местных жителей. Рио всегда был синтезом, а Копакабана — его воплощением.

В самбе 1940 года «Копакабана», сочиненной Жоау де Барру и Алберту Рибейру, этот район называется princesinha do mar (морская принцесса). Ладно, но кто тогда королева?

В сороковые и пятидесятые у Копакабаны не было соперниц. По сравнению с авенидой Атлантика бледнели даже променад дез Англе в Ницце и Круазетт в Каннах, которые вдохновляли некогда ее создателей. Ни та ни другая улица не могла сравниться с авенидой Атлантика ни длиной, ни красотой и изяществом, не говоря уже об изящных созданиях, порхавших по ней. И в то время как жизнь двух последних чудесных курортов во всем зависит от сезона, в Копакабане она кипит в любое время года: здесь постоянно, каждый день бывает столько народа, сколько появляется в Ницце только в самые горячие дни высокого сезона. Но дело не только в этом. Если Копакабана — это, можно сказать, Ницца и Канны, взятые вместе, то есть у нее и марсельская сторона, не такая законопослушная и респектабельная, населенная жиголо, контрабандистами, содержанками и подозрительными личностями с респектабельной внешностью. И в течение тех тринадцати лет, пока азартные игры были в Бразилии разрешены законом, начиная с 1933 года, Копакабана походила еще и на Монте-Карло, а два ее знаменитых казино, «Атлантика» и «Копа», поглощали целые состояния, и деньги рекой текли в этот район. С такой прибылью казино могли позволить себе устраивать любые развлечения, какие им заблагорассудится. Во время войны в Рио приезжал Бинг Кросби, более известный в те времена, чем Синатра. Французы прибывали толпами: Морис Шевалье, Жан Саблон, Шарль Трене, Эдит Пиаф, Ив Монтан. Некоторые оставались насовсем, как оркестр Рея Вентуры, с Полом Мистраки в качестве аранжировщика и солистом Генри Сальвадором, — они провели в казино квартала Урка много лет и уехали только после войны, впитав немало ритмов самбы.

В 1946-м помешанное на морали правительство закрыло бразильские казино (оставив, таким образом, без работы десятки тысяч людей). А любители крупных ставок просто обналичили свои фишки и отправились попытать удачи в Лас-Вегасе, где в те времена были только гремучие змеи да один-единственный отель посреди пустыни — «Фламингу», принадлежавший гангстеру Багси Сигелу. Так все и закончилось. Лас-Вегас неизбежно стал Лас-Вегасом, а по истечении своего мандата президент-моралист, старый маршал Дутра, вернулся домой, надел пижаму и лег спать.

Но этого было мало, чтобы убить Копакабану. Наоборот, закрытие казино привело к расцвету ночных клубов, примерно как это случилось в Нью-Йорке после отмены «сухого закона», когда заведения, торговавшие алкоголем из-под прилавка, оказались не нужны. Не успели еще замереть рулетки, как Копакабана поставила ночные развлечения на поток и множество клубов открывались в семь вечера, чтобы закрыться только в семь утра. Их были десятки, роскошных и попроще, от Леме до площади Лидо, от Беко дас Гаррафас (Бутылочного переулка), до «Паласа Копакабана», затем небольшое белое пятно, заполненное жилыми домами, но около посто 5 и посто 6 клубы появляются вновь и тянутся почти сплошной линией вдоль пляжей, улиц и переулков. Их открывают в отелях и маленьких тупичках — везде, где найдется место поставить пианино и десяток столиков. Некоторые из них стали легендами, как «Vogue», «Sacha», «Plaza», «Drink», «Arp`ege», «Meia-Noite» («Полночь»), «Clube da Chave» («Клуб ключей»), а позже «Cangaceiro» («Бандит») и «Fred’s». Это самые крупные и дорогие; сюда наведывалось столько политиков, кинозвезд и знаменитостей, что официанты и метрдотели имели больший опыт международного общения на высшем уровне, чем иные послы.