Рип
Шрифт:
— Они вырвали ее из моих рук, Талия. Охранники, наша собственная стража предателей, сорвала ее с моей шеи. — Он вздрогнул и вздохнул. — Она выкрикивала мое имя, ее рука тянулась ко мне, чтобы я спас ее. — Еще больше слез навернулись в его глазах, и его рука задрожала. — И когда они стреляли, а Джахуа заставлял меня смотреть, темные глаза Зои все еще были прикованы ко мне, как... как будто она ожидала, что я спасу ее.
Его голос сломался. Я спустилась с дивана, чтобы взять его лицо в свои руки.
—
Он попытался дышать, его грудь быстро поднималась и опускалась. Затем он добавил:
— Когда их тела упали на землю, они были похожи на забитый скот. Когда их всех убили и оставили гнить под палящим солнцем, я увидел ее руку на земле. Зоя оказалась в ловушке под моей бабушкой. Ее маленький трупик прятался от посторонних глаз. Но ее рука все еще тянулась ко мне. Она хотела, чтобы я спас ее, ожидала этого до самого конца.
Слезы катились по его щекам, но лицо не изменилось. Он посмотрел на меня, и опустошенное выражение его глаз уничтожило меня.
— Я подвел ее, — прошептал он. — Я не смог ее спасти. И мне придется жить с этим вечно.
Я обняла его за грудь, крепко сжимая. Заал держался стойко. Он всегда стойко держался. Как будто он был землей, а я его солнцем.
— Он убил их всех, Талия. Убил их, как свиней. Мою семью.
— Я знаю, Заал, — успокаивала я и просто удерживала его в своих объятиях.
Несколько минут спустя, когда пальцы Заала прошлись по моим волосам, я почувствовала, как его грудь шевелится. Я подняла глаза и увидела намек на улыбку на его губах.
Я растаяла.
Я смотрела на него, ожидая его слов. И тогда он пробормотал:
— Sykhaara.
— Моё счастье, — сказала я, вспоминая перевод.
— Она даже не понимала, что это значит.
— Тогда почему она тебя так называла? — спросила я.
— Бабушка так называла меня и Анри. Мы были ее любимчиками. Ее грузинские принцы, как говорила она.
Это заставило меня улыбнуться. Заал заметил. Он наклонил голову в сторону.
— Как я был близок со своей бабушкой, так и ты близка со своей. Как она умерла? — спросил он.
Я вдохнула и стала объяснять:
— Сердечный приступ. Однажды мы нашли ее в кресле. Это была годовщина смерти дедушки. — Я покачала головой, боль того дня все еще была сильной. — Мама всегда говорила, что она умерла от разбитого сердца.
Заал молчал, обдумывая мои слова. Без сомнения, он знал о том, кто виноват в смерти дедушки. Со вздохом Заал тихо произнес:
— Я плохо помню своего папу, Талия. Я ношу имя Костава, хотя нахожу, что, кроме нескольких ярких воспоминаний, которые кажутся повторяющимися, я вообще не знаю этого человека. — Заал похлопал себя по груди. — Но знай, что я не мой папа. Я не мщу твоей семье.
Я крепче обняла Заала. Моя привязанность
— Она заставляла меня танцевать, — вдруг прохрипел Заал, нарушая тяжелое молчание и переводя напряженную тему.
Я подняла голову и спросила:
— Кто?
Его глаза сузились, когда он что-то обдумывал в своей голове, и ответил:
— Моя бабушка. — Затем его глаза расширились. — Она! Вот откуда я знаю английский. Она жила в Америке до того, как вышла замуж за моего дедушку.
На моем лице появилась улыбка.
— Мне всегда было интересно, откуда ты знаешь английский.
— Это ее заслуга. Она сказала, чтобы вести семью, мы должны знать английский. И русский.
Мой подбородок уперся в живот Заала, и я спросила:
— Она научила тебя танцевать?
Я видела, как Заал искал в своем разуме новые воспоминания. Затем ответил:
— Да. Она сказала, что мы должны быть настоящими джентльменами. — Он выдохнул, будто прилагал усилия, чтобы это вспомнить. — Мы танцевали под ее любимую песню, которую она слышала в Америке.
— Что это было? Песня? — нетерпеливо подтолкнула его я.
Он напрягся и выдал:
— Я пойду... я пойду... — его губы сжались, а лоб нахмурился, когда он пытался вспомнить что-то еще. Потом его прекрасные зеленые глаза загорелись. — Одна, — сказал он. — Я пойду пешком... одна.
Я замерла в неверии.
— Что? — спросил Заал. Мое лицо явно выражало удивление.
— Это была одна из любимых песен моей бабушки. Это Дина Шор (прим. пер. — американская актриса и певица, одна из самых популярных сольных исполнительниц 1940-х и 1950-х годов).
Я поднялась с Заала и потянулась за телефоном на кофейном столике. Я прокрутила свою музыку и нашла трек. Заал заинтересованно сел, и, когда я повернула голову, мне пришлось сделать паузу.
Он был чертовски красив.
Мое сердце заколотилось. Он сидел в черном свитере и белой футболке. Его мускулы с оливковой кожей выделялись на фоне белизны, а длинные волосы свисали перед его лицом. Мне нравились его волосы, правда, но больше нравилось его лицо.
Заал уставился на меня.
— Что? — спросил он.
— Ты такой красивый, — тихо призналась я и почувствовала румянец на щеках. — Takoy krasivyy.
Заал как-то странно посмотрел на меня. Как будто понятия не имел, почему другой человек считает кого-то красивым. Я посидела с этой мыслью секунду и поняла, что, вероятно, нет. Не понимает.
Поднявшись на ноги, я повернулась к нему. Заал сел, глядя на меня. Сидя, он был почти одного роста со мной.
Дотянувшись до своих волос, я завязала их в хвост. Мои длинные волосы упали на плечи, и я взяла их в руку.