Рискнуть и победить (Убить демократа)

Таманцев Андрей

— Так спросите.

— Он мне не сказал. И не скажет.

— Почему вы уверены, что он скажет мне?

— Не знаю почему, но уверен. Вы умеете получать ответы на вопросы, которые вас интересуют. Вот и сделайте это. Меня не интересует как. Мне важен результат.

— Вы все перепутали, Лев Анатольевич. Моя обязанность — обеспечить вашу безопасность. Меня не волнует, станете вы губернатором или не станете. Мне важно только одно: чтобы 16 ноября, в день второго тура выборов, вы были бы таким же здоровым и невредимым, как и сегодня. Вам нужен человек для особых, конфиденциальных поручений? Так найдите себе такого человека.

— Ваша работа будет отдельно оплачена. И очень щедро.

— Мне достаточно

много заплатили, чтобы я хватался за попутную халтуру.

— В таком случае вы уволены.

— Раньше вы казались мне гораздо более рассудительным человеком, — заметил Пастухов. — Вы не можете меня уволить, потому что не вы меня нанимали. Вы можете запретить мне появляться в офисе и на людях рядом с вами, но свою работу я все равно сделаю. Я объясню, почему я не выполню задания, которое вы хотите мне поручить. И почему его не выполнит никто. Владелец крупнейшего в городе ликеро-водочного завода — фигура очень серьезная, не так ли?

— Да, — подтвердил Антонюк.

— Значит, тот, кто оказал на него давление, тоже не мелкая пешка. Верно? Можно, конечно, вывезти этого водочного короля куда-нибудь в глухое место и сунуть ему в задницу раскаленный электрокипятильник. Расскажет. Но вы не найдете для этого исполнителей, даже если вдруг решите пойти по этому пути.

— У меня и в мыслях такого не было, — буркнул Антонюк.

— Охотно верю. Потому что как только вы свяжетесь с таким низкопробным криминалом, в вашем офисе завоняет тюремной парашей. И вряд ли вообще хоть кто-то, кроме отморозков последнего разбора, подпишется на такое дело. Ибо нормальный человек понимает, что приказ водочному королю отдала фигура настолько значительная, что выступать против нее — не просто глупо, а смертельно опасно. Я не выполню вашего поручения еще по одной причине, — продолжал Пастухов. — Эта фигура, этот человек, кто бы он ни был, может представлять для вас опасность чисто политическую. Потому что, как нетрудно понять, он играет в этой предвыборной игре против вас. И играет, отдадим ему должное, сильно и остроумно.

Но вашей жизни от него никакой опасности не исходит. В противном случае я принял бы все необходимые меры и без вашей просьбы.

— Вы говорите о нем так, будто знаете, кто он, — проговорил Антонюк.

— Я не знаю этого, нет, — возразил Пастухов. — Я только догадываюсь. Почти уверен, что в своих догадках я прав. Поэтому и говорю так уверенно.

— Вы не хотите поделиться со мной своими догадками?

— Нет, Лев Анатольевич.

— Я вам очень хорошо заплачу.

— Попридержите свой избирательный фонд. Он вам еще понадобится. Особенно после сегодняшнего праздника.

— Можете быть свободны, — сухо бросил Антонюк.

* * *

Попрощавшись с ребятами из команды Егорова, двое из которых дежурили в приемной Антонюка, а трое других блокировали подходы к лифту, Пастухов сел в свой «пассат» и медленно поехал по улицам, которые вновь затянуло туманом с Балтики.

Он сказал Антонюку правду. Он почти не сомневался, что за всей этой историей с магазинами и лавочками, превратившей торжественный митинг Антонюка в дешевый фарс, стоит смотритель маяка по фамилии Столяров. Человек, который тридцать лет знает Профессора. Человек, который ворочает миллионами долларов. Человек, который до тонкости знает всю предвыборную кухню и финансовую подоплеку борьбы за губернаторское кресло. Полгода в городе (это Пастухов осторожно выяснил в отделе кадров пароходства через Юрия Комарова). При его опыте за эти полгода он мог завязать необходимые связи во всех кругах, которые его интересуют. В том числе и среди крупных уголовных авторитетов. Не сам, конечно, а через посредников, через свою агентуру. И он был единственным, кому по силам было провести эту акцию.

Как скажется на предстоящих

выборах эта акция, Пастухов не очень задумывался.

Его мало волновало, кто победит: Хомутов или Антонюк, хотя шансы Антонюка при всем при том были предпочтительнее. Пастухов вообще лишь мельком подумал о смотрителе маяка. Сейчас его гораздо больше волновало другое: что делать с грязным стволом «Токагипт-58», из которого — в этом Пастухов уже не сомневался — был убит историк Николай Иванович Комаров.

* * *

Он уже подъезжал к гостинице «Висла», огни парадного подъезда которой туманно светились в густом тумане, когда какой-то человек средних лет в обычном китайском пуховике сошел с тротуара на проезжую часть и поднял перед «пассатом» руку. Пастухов затормозил. Прохожий открыл дверцу и спросил:

— Не подбросишь, приятель? Мне тут не очень далеко.

Пастухов сказал:

— Садитесь.

А что другое он мог сказать, если этот человек был не кем иным, как полковником Константином Дмитриевичем Голубковым, начальником оперативного отдела Управления по планированию специальных мероприятий — одной из самых секретных спецслужб России.

Глава седьмая. Третья сила

I

Начальник Управления по планированию специальных мероприятий, или УПСМ, генерал-лейтенант Александр Николаевич Нифонтов ходил на службу, как и все в управлении, в штатском, а генеральский мундир надевал либо при официальных торжественных мероприятиях, либо когда его вызывали наверх. Так повелось с первых дней существования управления, созданного вскоре после путча 91-го года.

Причина этой традиции была никому не известна. Может быть, высокое начальство считало, что разговаривать с человеком в военной форме легче, чем со штатским, может — еще почему-то. Но правило это выполнялось неукоснительно. Вернувшись из высоких кабинетов в старый дворянский особняк, на воротах которого висела ничего случайному человеку не говорящая вывеска "Аналитический центр «Контур», Нифонтов переодевался в небольшой задней комнате, примыкавшей к его кабинету, в свой обычный темно-серый костюм, а мундир вешал в шкаф до следующей надобности. Но на этот раз он вызвал к себе начальника оперативного отдела полковника Голубкова, едва переступив порог своего кабинета. И уже по одному тому, что Нифонтов не счел возможным тратить время на переодевание, Голубков понял: произошло нечто из ряда вон выходящее.

— Садись, — кивнул Нифонтов. — Можешь курить.

И закурил сам, хотя не курил уже почти месяц и о каждом дне без сигареты рассказывал с нескрываемой гордостью.

— Что ты знаешь о Профессоре? — спросил Нифонтов, с отвращением давя сигарету в пепельнице и тут же закуривая новую.

— Не больше того, что мне положено знать, — ответил Голубков, не понимая причины волнения, в котором находился его начальник.

С Нифонтовым у Голубкова с самых первых дней совместной работы в УПСМ сложились нормальные, почти дружеские отношения, и они даже называли друг друга на «ты», хотя и по имени-отчеству.

— Давал ли ты кому-нибудь информацию о Профессоре?

— Нет. Никому, никогда и никакой. В чем дело, Александр Николаевич?

— Практически полный объем информации о нем ушел к третьему лицу. Профессор пытается выяснить, от кого произошла утечка.

— Серьезное дело, — подумав, согласился Голубков.

— Он вызывает всех, кто в курсе, и расспрашивает самым подробным образом.

— У нас в Управлении о Профессоре знаем только ты и я. Значит, мы здесь ни при чем.

— Все так, — согласился Нифонтов. — Кроме одного «но». Дело в том, что этот третий человек, который получил о Профессоре почти исчерпывающе полную информацию, — твой Пастухов.