Рискованный флирт

Чейз Лоретта

– Не хочу вас торопить, но я обязана быть в церкви к концу службы, – сказала Джессика. – Будьте добры, выразите мои «затруднения» в фунтах, шиллингах и пенсах.

– О, все гораздо проще, – сказала Черити. – Все, что вам нужно, – это отдать мне икону.

Глава 17

В тот же день в два часа дня Дейн стоял с женой на возвышенности и смотрел на вересковую пустошь.

Она попросила показать ей после ленча Хейторские скалы. Ее бледное усталое лицо говорило о том, что она не в восторге

от перспективы лезть на гору и от погоды, потому что даже сейчас, в середине июня, на пустоши промозглый холод и сырость. На южном побережье Девона цветут тропические цветы и деревья, как в оранжерее; Дартмур – другое дело, у него собственная погода, а то, что происходит в горах, не похоже даже на условия в долине в двух милях от них.

Но Дейн оставил свои соображения при себе. Если Джессика хочет карабкаться на пики горного кряжа, идущего по краю пустоши, значит, у нее есть на то причина. Если он надеется загладить вину перед ней, он должен предоставить какое-то доказательство своего доверия.

Ведь она сказала, что устала от его недоверия помимо всего прочего.

И потому он придержал язык и не сказал, что теплее было бы посидеть под защитой огромного камня, чем тащиться на край гребня, где в лицо порывами дует арктический ветер.

Свирепый ветер набросился на них, как только они достигли гранитного гребня, венчавшего холм. Тучи нависали угрожающей серой массой, предвещая грозу, а в нескольких милях к западу, в Аткорте, сейчас тепло, сияет солнце.

– Я думала, здесь как в Йоркшире, – сказала Джессика. Взгляд обежал пейзаж с торчащими скалами. – Но здесь совсем иначе. Пейзаж… более бурный.

– В основном Дартмур – это нагромождение гранита, – сказал Дейн. – Учитель говорил, это часть разрушенной горной цепи, которая тянется под водой до островов. Мне было сказано, что добрая ее часть не поддается окультуриванию. За почву могут удержаться корнями только такие растения, как утесник и вереск. А зеленые заплаты – это плющ. – Он показал на пятно сочной зелени вдалеке. – Вон там, например. Выглядит как оазис в каменистой пустыне, верно? А это в лучшем случае болото, в худшем – зыбучие пески. Но это еще маленькое пятно, а в нескольких милях к северу Гримспундская трясина, там тонут овцы, коровы и люди.

– Скажи, Дейн, что ты чувствовал бы, – сказала она, не отрывая глаз от бугристого пейзажа перед ними, – если бы был ребенком, вынужденным неделями скитаться неприкаянным по этой пустоши?

Перед его мысленным взором встало темное упрямое детское лицо.

Его прошиб холодный пот, в животе возникла тяжесть, как будто он проглотил свинец.

– Господи, Джесс.

Она повернулась к нему. Под широкими полями шляпы глаза казались такими же темными, как нависающие тучи.

– Ведь ты знаешь, о каком ребенке я говорю?

Под тяжестью внутри он не мог устоять, ноги дрожали. Дейн заставил себя отойти к огромному камню, приложил кулак к несокрушимому граниту и уткнулся в него лбом.

Она подошла:

– Я ошибалась. Я думала, ты враждебно настроен к матери мальчика, и была уверена,

что вскоре ты поймешь, что ребенок важнее, чем подлая грымза. Другие мужчины легко общаются со своими отпрысками, даже хвалятся ими. Я думала, ты просто упрямишься. Но очевидно, это не тот случай. Кажется, проблема обрела вселенские пропорции.

– Да. – Дейн глотнул холодного воздуха. – Я знаю, но не могу думать об этом. Мозг… отказывает. Парализован. – Он засмеялся. – Нелепо.

– Я понятия не имела, – сказала она. – Но, по крайней мере, ты это сказал, уже прогресс. К сожалению, от этого мало пользы. Дейн, я в затруднительном положении. Я, конечно, готова действовать, но совершенно не могу это сделать, не поставив тебя в известность.

Упали первые капли дождя, ветер швырнул их ему за воротник. Дейн поднял голову и повернулся к ней:

– Давай вернемся в карету, пока ты не простудилась.

– Я тепло одета. Я знаю, чего ожидать от здешней погоды.

– Мы можем обсудить это дома. В тепле, возле огня. Хотелось бы попасть домой, пока не прорвало небеса. Мы промокнем до нитки.

– Нет! – взорвалась Джессика и топнула ногой, – Мы ничего не будем обсуждать. Я буду говорить, а ты будешь слушать! Гроша ломаного не дам за твое воспаление легких и кашель в придачу. Если маленький мальчик может вынести эту пустошь, один, в отрепьях, на голодный желудок, имея только то, что сможет украсть, то и ты отлично вынесешь!

В памяти опять всплыло лицо.

В нем поднималось отвращение, густое, кислое. Дейн заставил себя глубоко дышать.

Да, он прекрасно может вынести и это. Несколько недель назад он ей сказал, чтобы она перестала обращаться с ним как с ребенком. Потом он захотел, чтобы она перестала вести себя как дружелюбный автомат. Его желания исполнились, и теперь он знал, что все сможет вынести, только бы она оставалась с ним.

– Слушаю, – сказал он к прислонился к скале. Джессика встревожено посмотрела на него.

– Я не собиралась мучить тебя, Дейн. Если бы я знала, в чем корень твоей проблемы, то постаралась бы помочь. Но на это потребуется много времени, а времени нет. Твой сын сейчас больше нуждается в помощи, чем ты.

Он заставил себя сосредоточиться на ее словах и оттолкнул тошнотворный образ на задворки мозга.

– Понимаю. Пустошь. Один. Неприемлемо. Абсолютно.

– Значит, ты должен понимать, что когда я об этом услышала, то была обязана действовать. Поскольку ты ясно сказал, что ничего не хочешь о нем слышать, я была вынуждена действовать за твоей спиной.

– Понимаю, у тебя не было выбора.

– Я не стала бы и сейчас тебя расстраивать, если бы не обязанность сделать то, за что ты, может быть, никогда меня не простишь.

Он проглотил тошноту и гордость.

– Джесс, есть только одна непростительная вещь, ты ее сделаешь, если меня оставишь, – сказал Дейн. – Se me lasci mi uccido. Если ты меня оставишь, я покончу с собой.

– Не говори чушь! Я тебя никогда не оставлю. Правда, Дейн, я не понимаю, откуда у тебя берутся такие вздорные идеи.