Ритуал
Шрифт:
— Мужик, мне очень жаль. — Он с трудом подбирал слова.
— Ммм?
— За то, что я сделал. Не могу поверить, что я это сделал. Просто я… злюсь. Все время. Это не правильно. Я не справляюсь…
— А я, наверно, полный засранец.
Они снова сидели в тишине, пока ее не нарушил Дом. — Думаешь, кто-нибудь счастлив?
— Откуда мне знать.
— Как ты и сказал, в эти дни главное — пиар. Управление брэндом. Социальные сети. Акционирование собственного опыта. Мы все рекламируем себя, как только можем. Но какой это кажется чушью, когда
— Здесь условия равны для всех.
— Нахрен все это дерьмо. Все, что действительно важно, так это способность выживать. Некоторые делают это лучше других.
— Наверное.
— Ты, например. Ты умеешь.
Люк не знал, что ответить.
— Здесь. Здесь у тебя хорошо получается. Лучше, чем у нас с Филом. Может еще Хатчу хорошо удавалось управляться с печками и палатками. Все-таки у тебя есть этот инстинкт.
Это был комплимент?
— Когда Хатча не стало, мы с Филом оказались в глубокой жопе. Без тебя мы бы далеко не ушли. Ты нам очень помог. По крайней мере, ты подвел нас ближе к концу этого гребаного леса.
Люк подавил в себе горький смешок. — Это другой мир, с которым мне не справиться. Я бесполезен в нем.
— Не будь к себе настолько суров.
Люк со вздохом кивнул. Он не мог принять подобный совет.
— Не думаю, что кто-то из нас знает, каково это быть счастливым, — задумчиво сказал Дом. Его голос звучал глуше обычного. — Может, у Хатча получалось. Он ничего никогда не усложнял. Реально смотрел на вещи. Не перенапрягался. Подцепил себе неприхотливую бабу. Заботился о себе. У остальных из нас это не так хорошо получалось, если взглянуть поближе. Все, чего мы с Филом достигли, больше нет. Ничего. Мы — парочка толстяков, оказавшихся на грани развода, стоящих перед перспективой ограниченного доступа к своим детям. Парочка жирных кретинов, которые даже не могут справиться с прогулкой по лесу.
Люк рассмеялся. И смеялся до тех пор, пока его лицо не согрелось и не залилось слезами.
— Разве не так? — продолжил Дом, улыбаясь сквозь слезы. — Фил тоже женился на кошмаре. Это его проблема. Бедный засранец. Теперь все достанется этой сучке. Чего она всегда и хотела. Будем надеяться, что долги по кредиту тоже достанутся ей. Но Гейл… — Он сделал паузу и выдохнул. Когда он продолжил, его голос перешел почти на шепот. — Она не сможет с этим справиться, и дети тоже. Вот почему я хочу выбраться. Я должен. Просто должен. Ее родители слишком старые. Ребятишки не перенесут… — Дом откашлялся. Выдохнул изо всех сил.
— Сейчас не время, Домжа. Держись. Большой толстый плакса…
Они снова сидели в тишине. Люк почувствовал спиной, что тело Дома стало теплее.
Повернул голову. — Мы справимся, дружище. Справимся. Завтра. И послушайся своего же совета, не истязай себя. Не сейчас. Не здесь. Я снимаю шляпу перед вами, ребята. Снимаю. И всегда так делал. У вас все получилось. — Он сделал паузу. — То, что я сказал вчера вечером, было чушью. Просто я чувствовал себя изгоем. Дурная привычка. — Он
— Будь осторожен в своих желаниях, — сказал Дом, и откашлялся от нахлынувших эмоций.
— Я всегда вами очень гордился.
— А мы всегда восхищались тем, что ты отмачивал. По крайней мере, ты всегда действовал изобретательно. Делал дела несколько иначе. Хотел чего-то другого.
— Это ни к чему ни привело. Вот все, что я знаю.
Дом пожал плечами, вздохнул. — Мы все были более-менее моногамными типами. Вступали в отношения и оставались в них. Потом дети. А ты, как минимум, несколько раз бросал своих телок.
Люк улыбнулся.
— И мы все после университета вернулись в наш родной город. Никуда не уехали. Это облегчило нам жизнь, Люк. Когда мы отучились, все было дешевле. Мы купили дома. До последнего времени не меняли работу. Я никогда не рисковал. И Фил. Вы с Хатчем, по крайней мере, пробовали себя в чем-то другом. Да какое это имеет значение? На самом деле никто не защищен. Не так ли? Никто из нас не знал, что жизнь нам подбросит. Все облажались, Люк. Все пострадали. Все наделали ошибок. В этом лесу. И не важно, в каком доме ты живешь.
Они снова на какое-то время замолчали. Люку было неловко и стыдно. За то, что он сделал с Домом, за то, что сказал. Это его друг. Покалеченный, замерзший, напуганный, но все равно пытающийся его подбодрить. Если это не дружба, то что тогда? Он не знал. — Я имел многое, но так и не научился это ценить. И теперь я знаю, что у меня никогда не было подобных испытаний. Серьезных испытаний. До сих пор. Я стал сам себе помехой и ною из-за этого.
Но теперь пришло время, когда он должен доказать. Проявить мужество. Вытащить их обоих отсюда. Если он справится, это будет единственное полезное дело, которое он сделал за всю свою жизнь. Нет ничего важнее вопроса жизни и смерти.
Теперь они были вместе, сидели спиной к спине. И чувствуя прижавшееся тело друга, Люк пообещал себе, что ни за что на свете не бросит Дома одного. Ни сегодня ночью, ни завтра утром. Только ни здесь. Сама мысль о том, чтобы оставить Дома рядом с палаткой, была невыносимой. Он представил себе, как оглядывается на холм. И видит, как нечто выходит из леса и подбирается к его другу. Чтобы прикончить.
Похоже, они думали об одном и том же, потому что Дом вдруг сказал, — Тебе лучше уйти.
— Не глупи.
— Я серьезно. Единственная полезная здесь, на дальнем севере, вещь, которой мы не воспользовались в своих интересах из-за моей медлительности, это длинные вечера. Если поспешишь, выберешься уже сегодня.
Люк покачал головой. — Нет.
— Не будь ослом. Это твой единственный шанс. Моей ноге конец. Я ее даже согнуть не могу. Далеко я смогу уйти завтра? Приволакивая ее. Спотыкаясь повсюду со своим костылем. Нет, не очень далеко. Поэтому выбирайся отсюда и приведи помощь. Серьезно, Люк. Я не шучу. Люди должны знать, что здесь случилось.