Ритуал
Шрифт:
Временами она проваливалась в забытье, и это было лучше всего — окутываемая густыми черными волнами, она бессмысленно и бездумно плыла водами темной реки, полностью покорившись течению. Тогда она ничего не чувствовала и не понимала, что происходит; но временами то неудачное движение, то внезапное прикосновение скалы или просто несчастная случайность выдергивали ее из обморока, и, охваченная небывалым ужасом, она начинала биться в цепях и кричать от страха.
Истерика сменялась полной безучастностью; Юта смотрела на
Почему-то представлялся ей фонтан с прозрачными струями и золотые рыбки в фонтане, лужи под дождем и какая-то повариха в мятом переднике. И уж совсем неясно, откуда взялась незнакомая девочка лет пятнадцати, пришивающая к белому свадебному платью черные пуговицы.
Свадьба… Остин… Кстати, кто это? А, вот открывается и закрывается красивый чувственный рот, но голос звучит чужой, и слова доносятся не изо рта, а будто со стороны: во имя королевства… Великая жертва, великая потеря… Потомки не забудут, Юта…
Потомки… Двести первый потомок… Подземный зал, и факел выхватывает из темноты приземистые колонны, покрытые письменами… Двести первому потомку — долгие годы жизни… А вот рисунок вспоминать не стоит… Глупый рисунок, будто детский — кто-то там поднимается из воды…
Юта вздрогнула и посмотрела на море. Вода оставалась гладкой, и солнце еще не взошло.
Еще есть время, подумала Юта лихорадочно. Еще минуты три. Почти целая вечность… Надо подумать о чем-то… Таком…
Мы поставим тебе памятник, Юта.
Горгулья, не то!
«— Я зажгла тебе маяк на башне, но ты был далеко и не видел.
— Не видел…»
В ее маленькой незадачливой жизни был маяк, зажженный ради жизни дракона… Тело теряет вес, невесомые, взлетают над головой волосы… Последний луч — зеленый, как стебель весенней травы… Пять звездочек взошло, а три пока за горизонтом… И все это теперь не имеет значения, и хорошо, что старик Контестар умер и не видит, как Остин…
Сколько раз она была на грани смерти, но когтистые чешуйчатые лапы выдергивали ее у смерти из-под носа. Море пока спокойно, и любой смельчак может… Мог бы…
И глаза ее в неосознанной надежде принялись вдруг шарить по склону небес над морем, задерживаясь на каждом облачке, широко раскрываясь при виде сонной чайки… В какую-то минуту вера в спасение заполнила Юту целиком, без остатка, и навалившееся сразу за этим разочарование отобрало последние силы. Стиснув зубы, она вызвала в памяти картину полета в поднебесье — но вместо этого ей увиделся мертвый дракон.
Распростертый на каменном крошеве, он лежал, неловко подвернув голову с широко раскрытыми мутными глазами. Стеклянный неподвижный взгляд направлен был на Юту, сквозь разорванное перепончатое крыло росла трава, на покрытом чешуей боку сидел стервятник.
Юта замотала головой, ударяясь о скалу, желая прогнать видение… Чтобы услышать еще раз его голос, она готова была отдать жизнь, но жизнь уже ей не принадлежала — как не может хрипловатый человеческий голос принадлежать мертвому
И тогда, навсегда потеряв надежду, она посмотрела на море.
Гладкая, лоснящаяся поверхность его еще больше успокоилась, и посреди этой темной равнины зародилось вдруг движение.
Медленно, будто в неспешном хороводе, двинулись по кругу волны. На поверхности моря образовался как бы круг, потом середина его провалилась — вспенились гребни по краям, а чаша вод вдруг вывернулась и плеснула белой пеной — будто кипящее молоко, не удержавшись в кастрюльке, сбежало на горе нерадивой хозяйке…
Юта смотрела, не в силах оторваться.
А круг становился шире, от него расходились волны, первые из них уже достигли берега, и, разбежавшись, опрокинулись у самых Ютиных ног, и несколько брызг упало королеве на лицо.
Из глубин донесся звук — негромкий, низкий, будто рев множества глоток, слышимый сквозь вату… Когда он достиг Ютиных ушей, она принялась рваться с удесятеренной силой, едва не вырывая из камня железные скобы.
Над морем взвился белый, сверкающий в первых солнечных лучах фонтан. Струи его, вспыхивая цветными огнями, туго выстрелили в небо и низверглись, поднимая новые тучи брызг. И в светлых потоках этого нарядного водопада показалась черная голова.
Юта не сразу поняла, что это голова. Несколько секунд она смотрела, и глаза ее едва не выкатились из орбит; потом, зажмурившись изо всех сил, принялась призывать забытье, как спасение, как счастье, как последнюю милость.
Забытье не шло!
Волны, наваливавшиеся на берег, становились все выше и теплее; то, что явилось из глубин за своей жертвой, неторопливо двинулось к берегу.
Обморок, молила Юта.
И она ударилась затылком о скалу, и в глазах ее стала сгущаться спасительная темнота, но острая боль прогнала ее.
Абсолютно ясными глазами королева смотрела, как вслед за головой поднялись из воды сочленения шеи, пластины плечей, какие-то петлями захлестывающиеся жгуты…
Вода раздавалась перед плывущим, нет, уже идущим по дну чудовищем. Раздавалась двумя длинными, к горизонту уходящими волнами. Юта увидела направленный на нее взгляд и обвисла в цепях.
Из воды одним движением вырвались крылья-плавники, чудовище добралось наконец до мелководья и показалось из воды полностью, целиком, будто красуясь. Повело взад-вперед щупальцами и, шагнув вперед, подняло навстречу Юте первую пару клешней. К одной из них прицепилась длинная, мокрая нитка водорослей. Еще шаг…
Перепуганной толпой высыпали на берег крабы, заметались в поисках укрытия, разбежались по каменным щелям; все это Юта видела, как сквозь мутную пелену.
Чудовище ступило еще; вода сбегала водопадами с членистого тулова, и бугорчатая кожа его казалась лакированной.
Еще шаг…
Вторая пара клешней жадно потянулась вслед за первой.
Еще…
И тогда будто исполинский бич рассек небо пополам. Небо лопнуло с треском рвущейся материи, и из-за скалы, из-за спины прикованной к ней жертвы взвилась крылатая тень.