Ритуал
Шрифт:
— А этих… для них возможно обратное превращение? — вдруг спросила она, когда они уже вышли в коридор.
Эрик остановился как вкопанный.
— Откуда у вас такая мысль?
— Вы ведь говорили про какое-то противоядие, верно? Истребить бестий — одна из возможностей. Но чтобы пощадить человека в ней, не лучше ли найти способ превратить его назад?
Спустившись по лестнице, они вышли на улицу и последовали за указателями ко входу в заповедник.
— Мы знаем, что серебро их убивает. Может, есть металл, который изгонит бестию? Или, ну не знаю… какой-нибудь курс препарата с серебром, который не
Эрик надел горнолыжные очки: белизна вокруг сверкала на солнце и неприятно слепила глаза.
— Мой отец проводил различные эксперименты. Из нас двоих ученым был он. — От Лены не укрылось, что Эрик сжал руки в кулаки. — Любое снадобье, какое бы он ни варил, не давало желаемого результата. Старые рецепты, собственные формулы… Я всегда сомневался, годны ли они на что-нибудь. Кроме того… — Он прервался на половине фразы и повернулся к ней. В бородке у него запутались льдинки, короной одели концы черных волосков. В зеркальных очках она увидела собственное отражение, а лицо Эрика было холодным как у наемного убийцы-профессионала. — Кроме того, его убила одна из тех тварей, которых он хотел исцелить. Его записи были уничтожены. — Он вздохнул. — Эту бестию мы разыщем вместе, Лена, но после наши пути разойдутся. И вы ни одной живой душе не расскажете, что пережили или еще переживете.
— В обычных обстоятельствах после такого заявления вам следовало бы сказать что-нибудь вроде «а иначе», — не задумываясь, отозвалась Лена. — Я знаю, что вы можете быть опасным человеком, Эрик, но вы ничего не сделаете невинному человеку вроде меня. А потому обойдемся без попыток запугивания. На меня они все равно не подействуют. — Ей нетрудно было ему возражать, поскольку она не видела его глаз. Они оказывали на нее неописуемое воздействие. Она поспешила отвернуться, пока ему не пришла в голову мысль снять очки. — Не бойтесь, Эрик. Я никому не выдам ваши тайны, однако свои исследования не брошу. Было бы непростительно от них отказываться. Вам придется меня убить, чтобы этому помешать. — И тут же ей пришло в голову, что сейчас не самое удачное время подавать ему такую идею. — Так что там с противоядием? — попыталась она его отвлечь.
— Ничего. Боюсь, это всего лишь суеверие.
— Говоря про «суеверия», вы имеете в виду те же суеверия, которые подпитывали легенды о волках-оборотнях? О суевериях давних времен, над которыми посмеивается наш рациональный мир? — едко спросила она.
Мысли о вампирах и прочих чудовищах она поскорее прогнала. Что, если и это осмеиваемое суеверие внезапно прыгнет на нее с зубами и когтями? Нет, лучше об этом не думать. Пока с нее хватит и волков-оборотней.
Эрик пожал плечами.
— Даже если бы я хотел, все равно не мог бы сказать вам больше. Бумажка с какой-то одиозной формулой, на которую он возлагал самые большие надежды… — Эрик запнулся. Если он сознается, что у него есть часть рецепта, вот тогда от нее уже не отделаться. И она станет даром тратить его и свое время, а заодно и привлечет нежеланное внимание… — сгорела в руинах нашего дома.
— Дома в Санкт-Петербурге?
— В Мюнхене. Это рецепт восемнадцатого века. Всего лишь старый клочок бумаги, почти рассыпающийся в пыль. Ничего прочесть было нельзя.
Они приближались к главному входу в заповедник, который неизбежно напомнил Эрику
Заплатив за вход, он получил от кассирши памятку на нескольких языках. Запрещено было практически все: от ухода от обозначенных тропинок до выбрасывания мусора, разжигания костров и кормления зверей. Тут очень хорошо оберегали природу, которая, в отличие от значительной части населения, благополучно пережила гражданскую войну. В самом низу памятки еще раз подчеркивалось, что ни в коем случае не следует сходить с тропинок, поскольку некоторые участки заповедника были заминированы во время войны. И не все минные поля были тогда обозначены, а позднее обезврежены.
Лена и Эрик вошли в заповедник. Судя по следам на снегу, зимой он привлекал лишь немногих посетителей, хотя красоты природы в эту пору производили особое впечатление. Сколько хватал глаз, снежное одеяло выглядело девственно-первозданным.
— А не может ли быть так, что вы нисколько не заинтересованы в исцелении оборотней? — спросила Лена.
Как исследовательницу, которая стремилась противопоставить предубеждениям и предрассудкам научные факты, ее разочаровывала бескомпромиссность Эрика. Такое она не раз встречала в крестьянах, пастухах и охотниках: несгибаемую решимость навсегда искоренить хищников.
— Нет. Я никогда не разделял надежду отца, — откровенно ответил он. — Существует теория, согласно которой через полгода волк-оборотень обретает полный контроль над человеком и изменяет его личность. Под изменением я имею в виду не превращение. Например, ночные скитания в волчьем обличье утомляют человека, лишают его сил. У него возникает ужасная, мучительная жажда, ненасытная тяга к крови. С этого момента возвращение к нормальной жизни невозможно. — Он указал вперед, воздух над водопадами полнился журчаньем и грохотом. — Сами посмотрите!
Через сто метров они оказались над пропастью, по дну отвесного ущелья бежала река, питавшая Пливицкие озера. На другой стороне обрушивался с высоты семидесяти трех метров самый большой Пливицкий водопад. От красоты захватывало дух.
Он надеялся, что созерцание ландшафта отвлечет Лену, но его ожидало разочарование.
— И поэтому их надо отстреливать, да? — крикнула она ему в ухо.
— Оборотни и в человеческом обличье неутомимы, склонны к частым вспышкам ярости и отличаются большой агрессивностью, которая непрерывно растет, — крикнул Эрик, перекрывая рев воды. — Некоторые умеют переносить свою ярость на сравнительно полезные цели, ищут богатства и власти, но большинство все больше и больше обособляются от окружающего их мира и становятся одиночками. Стоит проявиться этим свойствам, как будет уже поздно. Уже ничто не разделит бестию и человека. — Он кивнул, подчеркивая свои слова. — В ответ на ваш вопрос, да, я должен их отстреливать. Лечения не существует. Убив моего отца, оборотни оставил и для себя лишь один выход — смерть.