Ритуальные числа
Шрифт:
На берёзе воронье гнездо. Под берёзой красная трава. Снежный наст под солнцем сверкает-слепит. Неподвижен мир.
Чёрную сеть ветвей дубы раскинули на небе. Птицу-солнце терпеливо ловит январь-птицелов.
За оградой высоки сугробы. Расчистить дверь от снега поутру трудно старику.
Тёмным вечером с белою луной долгий разговор ведёт жёлтое окошко.
Подражание Тао Юань-мину
От знойного солнца
укрыться в городе негде. Горячие камни
последний отняли воздух. Хочу я подняться
в далёкие снежные горы, умыться холодной
и чистой водой водопада. Но разве могу я
уйти с государственной
но чем-то кормиться надо. Отшельником стать,
разорвав все живые узы, я вовсе не в силах
жену и сынишку жалко. Вот и остаётся
завидовать смелым людям, не знающим этих
печальных забот и дум. Но странно порою
читать о веках минувших: неужто в то время
свободнее были люди?
ИЗ МОНОЛОГА ВОЕНАЧАЛЬНИКА ПЕРЕД НАПАДЕНИЕМ НА ЦАРСТВО, ОБРЕЧЁННОЕ НА ГИБЕЛЬ
"Неправо Небо, - думал он, когда несчастья шлёт на землю, и речи правильной не внемля, переступает свой закон.
И царству - гибель и позор. И предков рушится алтарь. И знать не хочет гордый царь. И мудрый покидает двор.
В полях забытых пыль клубится. Уходит истина из слов. И зверь уходит из лесов. И древних гор гранит крушится."
"Неправо Небо, - думал он, но воле Неба нет преграды." И войск своих собрав громады, он переходит рубикон...
В смутном чувстве рождаешься ты. Звучащее слово, страшась наготы, бежит в бормотанье и шёпот. Художнику чудится варваров топот, и кистью большою он прячет картину в безумии пятен, сплетении линий. Так хочется к людям иного наречья! Но новой разлукой становится встреча. Поскольку за тайной - не новая тайна, а скушное знание, знание-майна. И снова ты хочешь забыть и уйти, и хочешь найти совершенство пути. Забыты слова и заброшены кисти, и гаснут огни относительных истин. Но в сумерках жить невозможно душе, и горек ей вкус абсолюта, и манят её десять тысяч вещей и радостный голос минуты. Вот только сказать ты не можешь об этом, и длинную речь мы с тобой затеваем... Собаку мою - безудержную в лае считаю я самым великим поэтом!
Да что, в самом деле:
Родина! Народ! Любовь! Дух! Бог! А всего-то - пара литров мозгов,
в которых утомлённо плавает десяток стоящих воспоминаний, и тикает, тикает, тикает адская машинка...
ПРОЩАНИЕ В КАФЕ
Я ем апельсин И пью красное вино Ты сидишь напротив Мы молчим потому что играет музыка Твои волосы отросли до плеч и завиты в кольца Твои губы накрашены На твоём пальце сверкает кольцо с сердоликом с сердоликом Я ем апельсин и пью красное вино А за окном вечер вечер вечер В твоей руке сигарета И синяя струйка дыма поднимается к потолку У твоих глаз морщинки Твоё платье подобрано тщательно синего синего цвета Я ем апельсин и пью красное вино А за окном вечер вечер вечер Ты склонила голову набок В твоей сумочке ключ от квартиры В твоей квартире уютно и мягко лежат подушки И шотландский плед в жёлтую жёлтую клетку Я ем апельсин и пью красное вино А за окном вечер вечер вечер Играет музыка Люди танцуют Твои глаза за ресницами как за бойницами И гладкая кожа рук и гладкая кожа шеи скрываются за рукавами и воротом платья А волосы пахнут всё так же твоими духами сиренью сиренью Я ем апельсин и пью красное вино А за окном вечер вечер вечер вечер вечер вечер
Из цикла "Немного английского"
В твоей норе всегда тепло,
уют и вкусно пахнет. В моей норе всегда темно,
паук в углу - и
Ты пригласи меня к себе на чай с вареньем, А я об этом напишу стихотворенье. Я напишу его рукою каллиграфа, И шляпу старую достану из-за шкафа.
И на углу, там, где киоск "Союзпечати", Куплю букет фиалок и забуду сдачу.
Я у порога постучу три раза тростью, Меня услышишь - дверь откроется для гостя.
И уходя, я помашу тебе рукою, И осторожно за собою дверь прикрою.
И под луной туманно-жёлтою и крупной Я закурю свою прокуренную трубку.
Вслед за луной, такою жёлтою, как булка, Всю ночь домой буду идти по переулкам.
Из "длинных песен"
ПЕСНЯ МНОГОЭТАЖНОГО ДОМА
Ночью хорошо. Жильцы возвратились в свои квартиры. По трубам горячую воду пущу. Свет потушу. Пусть будет теплее, темнее и тише. Пусть люди спят. Настрою антенны на крыше ловлю сновиденья, сплетающиеся в клубок. Это мысли мои.
Тысячью окон гляжу на небо. Стеной подпираю ветер. А вверху надо мной в доме большом засветятся миллионы окон. И круглый жёлтый фонарь на краю будет гореть одиноко. Мысли-сны не дают мне покоя.
...Бегу по мокрой траве за солнцем... ...Падаю в синюю бездну без дна... ...Кто-то кричит и кричит:
– не надо, не надо... ...Меня одевают в пёстрые одежды,
и осыпают цветами, цветами... ...И всё время проносят мимо
носилки, укрытые белой тканью... ...Рельсы и шпалы нагретые пахнут,
а поезд всё ближе и ближе,
и никак не приблизится... ...По длинному коридору иду,
и заглядываю в комнаты,
и в каждой - не я... ...Она засмеётся за спиной,
обернусь - и нет её,
обернусь - и нет её... ...Большая собака держит меня за руку,
а папа и мама боятся её... ...Где же дно?
Как же может его не быть?... ...Не надо! Не надо! Не надо!... ...Уберите носилки, пожалуйста...
К утру погаснет жёлтый фонарь, и дом большой скроется в синей бездне. Мысли-сны от меня уходят. Ветру наскучит свернётся в клубок у ног. И солнечный луч ударит в слепые окна.
Из "длинных песен"
Мальчик не верит в смерть. Для него она - страшная тайна, запретная дверь, за которой наверное неведомый мир: новое солнце, новое небо и новая земля, а папа и мама, конечно, всё те же. И бабушка - тоже. Она ведь всегда такою была и такою останется бабушкой маленького мальчика.
В летних ласковых лесах мы с бабушкой искали землянику, и зимним вечером с вареньем пили чай, и сказку долгую с волшебным окончаньем читали медленно.
Юноша смерти не замечает. Он в самом начале большого пути, где все ветра попутны. А конец его в следующем веке за облаками мечты не виден.
И я не заметил, как умерла моя бабушка...
А ныне, как в старой шутке: вдруг умирают люди, которые раньше не умирали. Вот и не стало самого близкого друга. И вот уже на себя его примеряю судьбу.
Наверное, это зрелость себя не считать исключеньем. Наверное, ветер сменил направленье всё чаще оглядываюсь назад.
И вижу бабушку в ласковом летнем лесу! Она и не знает, что я уже начал седеть. Не замечает, что рядом меня уже нет. И в эти минуты уже не в пути я, а на перепутье, и почему-то мне кажется нужным понять: Что же такое детство? То, что в себе сохранил я навек? Или то, что навек потерял?
И пришёл Бог к человеку
и спросил его: "Почто забыл ты Меня?" 2 И удивился человек