Роб Рой (др. изд.)
Шрифт:
– Кузен Фрэнсис, – сказал он, – подвиньтесь ближе.
Я подошел по его требованию.
– Я хочу только, чтобы вы знали, что муки смерти ни на йоту не изменили моего чувства к вам. Я вас ненавижу! – сказал он, и злоба отвратительным отсветом отразилась в его глазах, которые скоро должны были закрыться навсегда. – Я ненавижу вас ненавистью столь же сильной сейчас, когда я лежу перед вами, истекая кровью, умирая, как ненавидел бы, если бы нога моя стояла на вашей шее.
– Я вам не подал к этому повода сэр, – ответил я, – и ради вас же самого
– Вы дали мне повод… – возразил он. – В любви, в честолюбивых замыслах, в материальных выгодах вы всегда, на каждом повороте, пресекали мне путь. Я был рожден, чтобы украсить славой дом моего отца, – я стал его позором… А все из-за вас… Родовой замок, и тот перешел в ваши руки… Берите ж его, – сказал он, – и пусть лежит на нем вечно проклятье умирающего.
Он досказал свое страшное пожелание и спустя мгновение откинулся на спинку кресла; глаза его остекленели, все тело застыло, но улыбка и взгляд смертельной ненависти пережили последнее дыхание жизни.
Я не хочу задерживаться дальше на этой мучительной картине и добавлю по поводу смерти Рэшли только то, что она позволила мне беспрепятственно вступить в права наследства: Джобсон вынужден был сознаться, что возведенное на меня нелепое обвинение в сокрытии государственной измены было основано на простом affidavit note 99 и что он принял его с единственной целью удружить Рэшли и удалить меня из замка. Имя негодяя было вычеркнуто из списка юристов, и уделом его стали презрение и нищета. Приведя в порядок свои дела в Осбалдистон-холле, я вернулся в Лондон и был счастлив, что расстался с местом, внушавшим мне так много горестных воспоминаний. Меня мучила теперь тревога о судьбе Дианы и ее отца. Один француз, приехавший в Лондон по торговым делам, доставил мне письмо от мисс Вернон, которое меня отчасти успокоило: они были в безопасности.
Note99
оказании, подтвержденном только присягой без всяких доказательств (лат.).
Из письма я понял, что своевременное появление Мак-Грегора с отрядом не было случайным. Шотландские вельможи и сквайры, замешанные в мятеже, а также многие английские дворяне были заинтересованы в успешном побеге сэра Фредерика Вернона, потому что он, как доверенное лицо дома Стюартов, имел при себе документы, которых было достаточно, чтобы погубить половину Шотландии. Облегчить ему побег поручено было Роб Рою, который дал немало доказательств своей находчивости и отваги, а местом их встречи назначен был Осбалдистон-холл. Вы уже знаете, как весь план едва не был расстроен злосчастным Рэшли. Тем не менее он вполне удался. Как только сэр Фредерик и дочь его очутились опять на воле, они сели на приготовленных для них лошадей, и Мак-Грегор, превосходно знакомый с местностью (он был как дома в каждом
Получив такие известия, я откровенно рассказал о своих сердечных делах отцу и сильно смутил его своим намерением жениться на католичке. Но ему очень хотелось, чтобы я «перешел на оседлую жизнь», как он это называл: и он не забывал, что, став его усердным помощником в коммерческих делах, я принес в жертву свои наклонности. После недолгих колебаний и нескольких вопросов, на которые я дал удовлетворившие его ответы, он объявил:
– Не думал я, что сын мой сделается владетельным лордом Осбалдистоном, и еще того меньше – что он станет искать невесту во французском монастыре. Но такая преданная дочь будет, бесспорно, хорошей женой. Угождая мне, ты сел за конторку, Фрэнк. Справедливость требует, чтобы жену ты взял, угождая собственному вкусу.
Как спешил я со своим сватовством, Уилл Трешем, я могу вам и не рассказывать. Вы знаете также, как долго и счастливо жил я с Дианой. Вы знаете, как горестно я ее оплакивал. Но вы не знаете, не можете знать, как заслуживала она, чтобы муж о ней так скорбел.
Вот и все мои романтические приключения, и больше мне рассказывать вам нечего, так как все позднейшие происшествия моей жизни слишком хорошо известны тому, кто с дружеским участием делил и радости и печали, разнообразившие наши будни. Я часто посещал Шотландию, но больше ни разу не виделся с отважным горцем, который в мои молодые годы не раз вершил событиями моей жизни. Время от времени, однако, до меня доходили известия, что он по-прежнему крепко держится в горах Лох-Ломонда, наперекор всем могущественным врагам, и даже добился до известной степени признания правительства, как «покровитель Леннокса», который в силу этой должности, самовольно принятой им на себя, собирает «черную дань» аккуратней, чем иной помещик арендную плату. Невозможным казалось, что жизнь его не завершится насильственной смертью. Тем не менее он мирно скончался в преклонном возрасте, в 1733 году; и до сих пор в его родной стране живет память о нем, как о шотландском Робин Гуде – грозе богатых, друге бедняков, одаренном такими качествами и ума и сердца, которые служили бы украшением человеку и не столь двусмысленного ремесла, как то, на какое обрекла Роб Роя судьба.
Старый Эндрю Ферсервис говорил, бывало:
– Многое на свете слишком дурно, чтоб его хвалить, и слишком хорошо, чтоб хулить, – как Роб Рой.
(Здесь подлинная рукопись обрывается довольно неожиданно. Я по некоторым основаниям полагаю, что дальнейшее касалось частных дел.)