Роберт Маккаммон. Рассказы
Шрифт:
Чудесным летним днем, когда он был…
Robert McCammon. "On a Beautiful Summer's Day, He Was", 1990. Цикл «Вселенная Бэтмена».
…мальчишкой.
Солнце ласкало лицо Джуниора, и он улыбался. Ему было четырнадцать, стояла середина июня, и лето казалось долгой, славной дорогой, что бежала все дальше и дальше, пока не скрывалась из виду в сотне миль впереди, проглоченная холмами осени. Джуниор шагал по улице в двух кварталах от своего дома: руки засунуты в карманы брюк с заплатками на коленях, пальцы сжимают птичьи косточки. Теплый ветерок взъерошивал копну
Эдди оторвался от работы и поднял взгляд — масло пропитало переднюю часть его футболки; пятно мазута, словно боевая раскраска, чернело на похожем на луковицу носу. Он поддел локтем, стоявшего рядом парня, Грега Каутена. А потом уже и третий из них, Деннис Хафнер, посмотрел через улицу и заметил Джуниора.
Джуниор знал, что его ожидает. Ноги, обутые в ярко голубые кеды, запнулись о разбитый тротуар, на котором ловили свет летнего солнца осколки бутылок. Для своих лет он был высоким мальчиком. Высоким, но худым. Лицо у него было вытянутое, с заостренным подбородком лицо и тонким острым носом, над которым сливались в одну линию брови. Знаешь, отчего шнобель у тебя торчит посреди лица? — спросил у него однажды отец. — Потому что это нОсь. Шучу, Джуниор. Шучу. Дошло?
Улыбнись, Джуниор!
УЛЫБНИСЬ, Я СКАЗАЛ!
Уголки рта Джуниора поползли вверх. Глаза оставались темными, а щеки ныли от напряжения.
— Эй! — крикнул Эдди.
Голос ударил Джуниора, будто товарный поезд, и он остановился. Эдди локтем толкнул Грега под ребра. Толкнул с видом заговорщика.
— Куда намылился, Балбес?
— Никуда, — ответил Джуниор, стоя на разбитом стекле.
— Не может быть. — Эдди похлопывал торцевым ключом по мускулистой ладони. — Должен же ты куда-то направляться. Ведь ты идешь, не так ли?
Джуниор пожал плечами. Засунув руки глубоко в карманы, он перебирал косточки птицы.
— Просто иду.
— Балбес слишком туп, чтобы знать, куда прется, — подал голос Деннис Хафнер, чей рот напоминал красную, опухшую рану. — Тощий педик. — Уродливые губы Хафнера исторгли звук отвращения.
— Эй, Балбес! — произнес Грег Каутен; его квадратное, розовощекое лицо пылало под ежиком рыжих волос. — Твой старик дома?
Джуниор, прищурившись, посмотрел на солнце. В небесах кружила птица — одна одинешенька во всех этих пронзительно голубых просторах.
— Мы с тобой говорим, тупица! — гаркнул Эдди. — Грег спросил: дома ли твой старик?!
Джуниор покачал головой. Сердце тяжело билось в груди, и он мечтал обзавестись парочкой крыльев.
— Да, точно! — Деннис кивнул, и ударил Грега в плечо. — Балбесова папаню снова упекли в дурку. Разве ты не слыхал?
— Это правда? — Эдди со злобой уставился на Джуниора. — Твоего старика снова забрали в дурдом? Заперли, чтобы он никому не навредил?
Губы Джуниора дрогнули.
— Нет, — ответил он.
Джуниор ощущал в животе холод, как если бы кишки
— Почему они его выпустили, а? — продолжал наседать Эдди Коннорс; его глаза сузились, превратившись в мясистые щелочки. — Если он псих, почему его выпустили?
— Он не… — Голос Джуниора звучал неубедительно, и мальчик умолк. Затем попытался ещё раз: — Мой отец не псих.
— Точно! — Деннис злобно хохотнул. — Значит, в дурдом пихают здоровых людей! Обычное дело!
— Это… это не дурдом! — сказал Джуниор. Сказал громче и сердитее, чем ему хотелось бы. — Это больница!
— Ага, конечно! Огромная разница! — произнес Эдди, и его локоть снова ткнулся Грегу под ребра. Грег ухмылялся, демонстрируя большие белые зубы. Джуниор задумался: «Интересно, а кости Грега Каутена такие же белые, как и его зубы?» — Получается, он угодил в больничку для психов!
— Мой отец не псих.
Джуниор оглянулся на оставшиеся позади два квартала. Вон его дом. Вон тот, с большим вязом на переднем дворе. Все дома в округе походили друг на друга: деревянные постройки с узкими крылечками и небольшими квадратными лужайками. Многие из домов нуждались в покраске, газоны засохли и выгорели, деревья отбрасывали синие тени, которые двигались вместе с солнцем. Одежда болталась на веревках, натянутых на задних дворах; мусорные баки стояли избитые и помятые; тут и там покоились остовы старых авто, ожидавших, когда их отволокут на свалку. Джуниор снова воззрился на Эдди Коннорса, а его пальцы в это время играли в карманах брюк с птичьими косточками — с косточками голубой сойки, если быть точным.
— У него был нервный срыв, — сказал Джуниор. — И только.
— И только? — хрюкнул Эдди. — Блин, разве этого мало? — Он вышел на проезжую часть, продолжая похлопывать ключом по ладони, и остановился примерно в десяти футах от Джуниора. — Скажи своему старику, что это свободная страна. Скажи, что я могу ездить на своей тачке, когда захочу. Хоть днем, хоть ночью. И если ему нужны неприятности, пускай вызовет легавых ещё разок. Скажи, что если ему нужны неприятности, я их ему обеспечу.
— Нервный срыв, — сказал Деннис и снова захохотал. — Это просто другой способ сказать «псих», докажи?
— Вали отсюда! — велел Эдди мальчику. — Ну же, Балбес! Шевели поршнями!
— Дааа! — присоединился Грег. И не удержался от очередного резкого выпада: — Бьюсь об заклад, мамаша у тебя тоже с приветом!
— ШЕВЕЛИСЬ! — рявкнул Эдди, король квартала.
Джуниор продолжил путь, шагая в том же направлении, что и раньше — прочь от дома с вязом в пересохшем дворе и с крыльцом, с которого полосками отслаивалась краска. Ему послышался голос отца, и он вспомнил, как тот сидел перед теликом, строчил в желтом блокноте и говорил следующее: Знаешь, что такое «нервный срыв», Джуниор? Это то, что случается, когда одну половину времени твоя голова сосредоточена на работе, а вторую половину — работа сосредоточена у тебя в голове.
Шучу. Дошло?
Улыбнись, Джуниор.
Джуниор послушался.
— Тощий педик! — гаркнул Деннис Хафнер в спину Джуниору. А Эдди Коннорс прокричал: — Это свободная страна! Передай ему это, слышь?
Знаешь, кого называют «нормальным человеком», Джуниор? Любого, кто ещё не угодил в лапы мозгоправов.
Улыбнись, Джуниор.
Он двигался вдоль улицы, испятнанной солнечным светом и тенями; пальцы мальчика сжимали косточки в карманах брюк, и сердце его было темнее, чем кусок угля.