Робин Гуд

Линн Эскотт

– Неужели ты думал, что человек, объявленный вне закона, не может иметь жену? Все эти женщины последовали за своими мужьями, когда те, спасаясь от притеснений, бежали в Шервудский лес. Они нас обшивают и ухаживают за больными. Признаюсь, без них нам трудно было бы обойтись.

В эту минуту внимание Альрика привлек толстяк в монашеской рясе, помогавший выкатить на лужайку две огромные бочки. Лицо у этого человека были румяное, нос багровый, губы толстые и красные, а шея бычья. Бахромка жестких черных волос окаймляла его тонзуру [5] . Маленькие черные глазки поблескивали весело и лукаво.

5

Католические

священники выбривают себе макушку. Тонзурой называется выбритая часть головы.

– Здравствуй, отец Тук! – обратился Робин к толстяку.

– Здорово, Робин! Ну и задал же ты мне сегодня страху! У нас тут уже все готово, а Робина нет как нет. Опоздай ты еще на несколько минут – и жаркое бы пережарилось. А уж тогда наложил бы я на тебя епитимью [6] .

– Ну-ну, не пугай меня! – улыбнулся Робин. – Познакомься-ка с моими друзьями. Вот это – Элен-э-Дэл, знаменитый менестрель, а этого юношу зовут Альриком.

– Pax vobiscum [7] , – буркнул отец Тук.

6

Наказание, налагаемое церковью.

7

Мир вам!

На гостей он даже и не взглянул; по-видимому бочки поглотили все его внимание.

– Эх ты, медведь! – заорал он, когда один из парней оступился, и бочка тяжело упала на траву. – Если ты ее продырявишь, я тебе шею сверну! Драгоценная влага создана для того, чтобы лить ее в глотку, а не на землю.

С этими словами он схватил бочку и без всякого труда поставил ее, как следует.

– Красноносый, ты больше интересуешься выпивкой, чем гостями, которых мы привели, – упрекнул его Маленький Джон. – Нечего сказать, вежливое у тебя обхождение!

– Молчи, карлик! – прикрикнул толстяк. – Можно ли думать о вежливости, когда драгоценной влаге грозит опасность?

Он утер рукавом рясы вспотевшее лицо и повернулся к Элен-э-Дэлу и Альрику.

– Добро пожаловать, друзья! Кто вы такие – мне неизвестно; что же касается меня, то я – отец Тук. Окрестить вас, женить или похоронить я могу не хуже, чем любой монах, а уж напою или накормлю, не в пример лучше! Если же дело дойдет до драки на дубинках, то я любого отколочу так, что у него все косточки будут ныть.

Все захохотали, а отец Тук, убедившись, что бочка прочно стоит на земле, вытащил втулку и, подставив кожаный мех емкостью в три пинты, нацедил в него пенистого эля. Затем он сдул пену и, подмигнув Маленькому Джону, крикнул:

– Пью за всех нераскаянных грешников!

Глубоко вздохнув, он припал губами к меху. Маленький Джон, надеявшийся, что мех пойдет в круговую, рассердился и заворчал:

– Хватит с тебя, красноносый пьяница! Или не видишь, что и другие хотят утолить жажду?

С этими словами он вырвал мех из рук монаха и стал пить большими глотками.

– Разбойник! Что ты со мной делаешь? – завопил Тук, пытаясь отнять мех.

Но Маленький Джон выпил все, до последней капли.

– Робин, я, взываю к тебе! – крикнул толстяк. – Не предать ли мне его анафеме?

– Довольно, довольно! – остановил его Робин Гуд. – Оба вы – словно малые ребята. Слышишь – трубят в рог, зовут молодцов на пир! Позаботься-ка лучше о том, чтобы все наелись досыта.

Еще не замер звук охотничьего рога, когда Робин со своими друзьями вышел на просеку. Длинные столы и скамьи были уже расставлены. Принесли хлеб, кружки, огромные

блюда с овощами, мясом и дичью. Частенько приходилось изгнанникам жить впроголодь, но сегодня по случаю майского празднества всего было вдосталь. Все заняли свои места и приступили к еде, разрезая мясо охотничьими ножами.

По правую руку Робин Гуда сидели Элен-э-Дэл и Альрик, по левую – Маленький Джон и Вилль Рыжий. За этим же столом разместились еще человек шесть-семь, в том числе и отец Тук. Доски стола гнулись под тяжестью фляжек с элем и блюд с олениной, бараниной, говядиной и дичью. Отец Тук положил на свою тарелку целую курицу и, не мешкая, стал ее уплетать.

В течение получаса слышался только стук ножей, звон посуды да громкие возгласы: «отрежь еще кусок оленины», «передай мясо», «наполни мою кружку, приятель!»

Утолив голод, молодцы убрали со столов объедки и наполнили кружки элем, медом и сидром.

– Менестрель, – обратился Робин к Элен-э-Дэлу, – настрой-ка свою арфу и спой нам песню, если хочешь порадовать и меня и моих ребят!

– Охотно исполню твою просьбу, – отозвался Элен-э-Дэл. – Хочется мне сложить песню в честь веселых молодцов.

Взяв лежавшую на траву арфу, он настроил ее и пробежал пальцами по струнам. Потом мелодичным голосом запел, аккомпанируя себе на арфе:

Молодцы веселые! Дружно Веселитесь в зеленом лесу Унывать никогда не нужно. Поглядите – бочонки несут. Эх, тяжелые дни и недели Вы запейте добрым вином, Нацедите крепкого эля, О котором мы песни поем. Молодцы веселые! Дружно Песни пойте и пейте вино. Эти бочки пузатые нужно Осушить по самое дно. Вы свободны и вольны, как птицы, Что живут в зеленом лесу. Пусть же каждый развеселится – Вот еще бочонки несут.

Импровизация Элен-э-Дэла всем понравилась, и певца наградили громкими рукоплесканиями.

– Клянусь святым Губертом, патроном всех охотников, – воскликнул Робин Гуд, – приятный у тебя голос! Будь нашим менестрелем и оставайся с нами!

Когда пел Элен-э-Дэл, отец Тук сидел, сложив руки на животе, и в такт кивал головой. Когда же певец умолк, он не поскупился на восторженные похвалы.

– Сладко ты поешь, сын мой! Ты и меня раззадорил: я сам не прочь спеть тебе песню.

– Спой, монах, – отозвался Элен-э-Дэл, передавая ему арфу. – Слушать хорошее пение еще приятнее, чем петь самому.

Отец Тук взял арфу, осушил огромную кружку эля и, откашлявшись, запел:

Покинем лес, и на лугах Нас ждет всегда олень. Мы бьем его и здесь, в лесах, Пируем целый день. Глядите – дичь над головой! В руках наш добрый лук. Довольны мы своей судьбой И делом наших рук. Кто веселее нас живет? Кто ценит каждый час? И сам король не перепьет Ни одного из нас. У нас и Джон и Тук всегда, И с нами Робин Гуд Их не заменишь никогда, Когда они умрут.