Робин Гуд
Шрифт:
– А ты кто такой, что тревожишься о королевских оленях? – спросил рыцарь, выставив грудь вперёд.
– Я лесничий здешних лесов, – ответил стрелок. – И напрасно ты смеёшься, рыцарь, потому что если шериф не вздёрнет тебя на верёвку, то уж, верно, прикажет отсечь тебе правую руку, чтобы неповадно было тревожить красного зверя.
– Ну, мы с шерифом друзья, охотимся вместе. А вот если ты – лесничий в этих лесах, то, наверное, укажешь мне, где найти разбойника, по имени Робин Гуд.
– А какая мне будет за это награда?
Рыцарь сунул руку в кошель, привязанный
– Хорошо, – отвечал стрелок. – Мне знакомы все тропы в Бернисдэльском лесу, и я помогу тебе отыскать молодца. Но известно ли тебе, рыцарь, что Робин Гуд – отличный стрелок? Я боюсь подвести тебя под его стрелу, потому что, клянусь святым Кесбертом, он пристрелит тебя, как сурка.
Лицо рыцаря покраснело, одна бровь поднялась выше другой.
– Дерзок же, ты, лесничий, – сказал он, – и я проучу тебя, когда придёт время! А теперь покажи мне разбойничье логово, потому что я тоже не первый день держу в руках этот лук.
– Прежде покажи мне своё искусство, рыцарь. Видишь омелу на дикой груше? Пусть это будет наша мишень. Она висит на тонком стебле. Если меток твой глаз и верна рука, но собьёшь ли омелу стрелой?
Стрела Гая Гисборна пронизала зелёный шар, и несколько узких листочков, кружась, слетели на землю. Стрела Робина прошла на дюйм от стебля. Они выстрелили по второму разу, и зелёный шар вздрогнул, лениво запрыгал по веткам и свалился к ногам стрелка.
– Отличный выстрел! – воскликнул рыцарь. – Скажи мне своё имя, лесничий, чтобы я знал, как зовут лучшего лучника в наших краях.
– Таиться мне незачем, – ответил Робин, – но прежде я хотел бы услышать, как зовут шерифова друга, который бьёт запретную дичь в королевском лесу.
– Зовут меня сэром Гаем Гисборном, стрелок. Я брожу в этих лесах давно, и совсем не олени нужны мне. Я ищу проклятого виллана, который посмел поднять руку против своего господина и вскружить головы крестьянам всей округи, нарушив порядок, положенный богом и королём. Веди меня туда, где скрывается от правосудия Робин Гуд.
– Я – бернисдэльский Робин Гуд, из города Локсли, и рад помериться с тобой силами, рыцарь!
Мечи зашипели, вылетая из ножен, и сшиблись над головами виллана и господина. Солнце играло на полированной стали, вспыхивая, потухая и вспыхивая снова. В начале схватки мечи были острее свежего осколка кремня, а щиты сверкали чернью и серебром и пёстрой эмалью гербов. Круторогий бык грозился с родового щита Гая Гисборна, лилия и шахматная доска блестели лазурью на щите Робина, добытом в морском бою у французов. Потом иззубрилась сарацинская сталь мечей, лопнули железные обручи на щитах, искрошились эмаль, серебро и чернь; иссечённые ударами обломки отлетали в траву. Меч рыцаря был на четыре пальца длиннее меча стрелка, и первым пришёл в негодность щит Робин Гуда.
Бойцы сражались молча, и только скрежет стали не умолкал ни на миг. Ноги бойцов утоптали траву на лужайке. Тяжёлый удар обрушился на меч Робина,
Теперь Робин стал пятиться назад, обороняясь обломком меча, который служил ему сразу и мечом, и щитом, и кольчугой.
Он отступал шаг за шагом, пядь за пядью по кругу, пока кольцо не замкнулось и он не ступил на утоптанную траву.
Здесь лежал убитый олень, и, пятясь, Робин споткнулся о него. Тут Гай Гисборн ударил его в бок, и только колчан спас стрелка от неминуемой смерти.
– Ты будешь лизать мне пятки, раб! – прохрипел Гай Гисборн, занося снова свой меч.
– Нет! – крикнул Робин. – Я не умру от руки господина!
Это были первые слова, слетевшие с его уст с начала боя. Отпрянув в сторону, как стрела от спущенной тетивы, он ударил рыцаря обломком меча в живот снизу вверх, как разят ирландским ножом в уличной драке. И удар был так силён, что тупой обломок прошиб кольчугу и по самую рукоять ушёл в тело врага.
Гай Гисборн упал, а Робин повалился с ним рядом. Он был так утомлён, что не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Но лицо его смеялось, а сквозь мокрые от пота ресницы глаза глядели на солнце, зацепившееся за вершину дуба.
Он лежал и щурил глаза, и солнечный луч запутался у него в ресницах, сверкая огромным радужным щитом, и стрелок то сжимал, то разжимал веки, и радужный щит играл, переливаясь малиновым, жёлтым, зелёным, синим цветом, и Робин смеялся, думая о том, что его враг убит, а он остался жив и жизнь, как капля на ресницах, переливает радугой, звеня малиновым, жёлтым, зелёным и синим шумом.
Грудь стрелка вздымалась ровнее, ровнее, и он уснул. Ему приснился славный бой, толпы вилланов в малиновых куртках, с ирландскими ножами в руках и толпы господ в блестящих кольчугах.
«Ты будешь лизать мне пятки, раб!» – услышал Робин торжествующий голос и тотчас открыл глаза.
Повиснув на самом конце ивовой ветки, над ним покачивался дрозд, а в клюве у птицы извивался тонкий белый червяк.
– Хо-хо-хо, дроздушка! – крикнул Робин так громко, что дрозд выронил свою добычу и скользнул в листву.
Стрелок упёрся в землю рукой и сел.
Он посмотрел на Гая Гисборна, по лицу которого бегали муравьи, и на обломки щитов, и на осколок меча, неподвижно торчавший в корявом стволе, и рассмеялся, потому что трудолюбивый паук успел уже натянуть прозрачную сетку между клинком, дубовой корой и колючим цветком боярышника.
– Всю жизнь ты был негодяем, сэр Гай, а сегодня перестал им быть! – воскликнул Робин, наклоняясь над убитым врагом.
Он сдёрнул с рыцаря конскую шкуру и накинул её себе на плечи. Потом бросил свой колчан, разрубленный врагом, и взял колчан Гая Гисборна и его охотничий рог. И бросил свои ножны, потому что они были коротки для рыцарского меча. Он поднял оба лука и двинулся в путь, тревожа лес весёлым пением серебряного рога. И скоро сумерки заплели своей паутиной лужайку, а примятая трава зашевелилась, расправляя жадные к жизни, живучие стебельки.