Робинзон Крузо
Шрифт:
Она опустила их на Раротонгу. Место было не узнать. Волна поднялась над рифом, и взбитый ад, состоящий из пены и обломков, пронесся по поверхности острова. Мало что устояло, за исключением вмещавших в себя лифты бетонных блоков, потерявших всю свою декоративную маскировку.
Пири увидел знакомую фигуру, идущую к нему через обломки, бывшие когда-то живописной деревней. Она сорвалась на бег и чуть не сбила его с ног, хохоча и целуя его.
– Мы были уверены, что ты мертв, - сказала Харра, отодвигаясь от него, чтобы осмотреть порезы и ушибы.
– Просто повезло, я полагаю, - сказал он,
– Ли предложила нырнуть под волну. Это нас и спасло. Нас просто подняло, последняя волна пронесла нас по верхушке дамбы и отхлынула. Нас бросало, как листья.
– Ну, в моем случае не так нежно, - заметила Ли.
– Я здорово стукнулась. Похоже, я повредила запястье.
На острове был врач. Пока перебинтовывали ее запястье, она смотрела на Пири. Ему не понравился этот взгляд.
– Есть кое-что, о чем я собиралась поговорить с тобой на рифе, или вскоре после возвращения. Тебе больше нет смысла оставаться здесь, и я не знаю, куда тебе нужно отправиться.
– Нет!
– вырвалось у Харры.
– Еще рано! Не говори ему ничего. Это нечестно. Держись от него подальше.
– Она защищала Пири своим телом от невидимого ему нападения.
– Я просто хотела…
– Нет, нет. Не слушай ее, Пири. Пойдем со мной.
– Она умоляюще сказала другой женщине: - Просто дай мне несколько часов с ним наедине, есть вещи, о которых я ему никогда не говорила.
Ли выглядела нерешительно, и Пири почувствовал поднимающуюся ярость и разочарование. Он знал, что вокруг него происходят некие события. И это была по большей части его вина, что он игнорировал их, но сейчас пришло время узнать. Он вытащил свою руку из руки Харры и встал лицом к лицу с Ли.
– Скажи мне.
Она посмотрела вниз, затем снова ему в глаза.
– Я не та, кем кажусь, Пири. Я вела тебя, стараясь сделать это более легким. Но ты все еще сражаешься со мной. Я не вижу способов сделать все это более легким.
– Нет!
– снова закричала Харра.
– Что ты такое?
– Я психиатр. Я специализируюсь на возвращении в прежнее состояние таких людей, как ты, людей, которые находятся в ментальном отпуске, который ты называешь «вторым детством». Ты знаешь все это, на другом уровне, но ребенок в тебе борется на каждом этапе. В результате появились кошмары - возможно, сфокусированные на мне, признаешь ты это или нет.
Она схватила его за запястья, одной рукой, неловко из-за своего повреждения.
– А теперь послушай меня.
– Она говорила напряженным шепотом, пытаясь донести до него все это, прежде чем паника, которую она увидела в его лице, захлестнет его и заставит убежать.
– Ты прибыл сюда на отдых. Ты собирался остаться здесь на десять лет. Теперь все кончено. Ситуация изменилась. Обстоятельства меняются быстрее, чем ты мог тогда предположить. Ты предполагал, что у нас будет в запасе еще десять лет после твоего возвращения, прежде чем начнется война. Это время исчезло без следа. Общий Рынок Внутренних
Слова разбили вдребезги все оставшееся спокойствие Пири. Он вырвался из ее рук и бешено повернулся, чтобы осмотреться. Затем он побежал по полоске пляжа. Он споткнулся на неуклюжих ногах, быстро поднялся и исчез.
Харра и Ли молча смотрели, как он убегает.
– Тебе не обязательно было быть такой жесткой с ним, - сказала Харра, зная, что это не так. Ей просто ненавистно было видеть его в таком замешательстве.
– Лучше сделать все быстро, если они сопротивляются. А с ним все в порядке. Он будет бороться с собой, но в успешном исходе нет никаких сомнений.
– Так, значит, Пири, которого я знаю, вскоре умрет? Ли обняла молодую женщину.
– Вовсе нет. Это реинтеграция, где нет победителя и проигравшего. Ты увидишь.
– Она посмотрела в заплаканное лицо.
– Не волнуйся. Тебе понравится взрослый Пири. А ему не понадобится много времени, чтобы понять, что он тебя. любит.
Он никогда не был на рифе ночью. Это было место прячущихся рыб, которые всегда были на шаг впереди него, бросаясь в свои убежища. Он спрашивал себя, как много времени пройдет, прежде чем они отважатся выбраться в долгую ночь. Солнце может не взойти несколько лет.
Они могут не выбраться никогда. Не осознавая изменений в среде обитания, ночные рыбы и дневные рыбы могут так и не приспособиться. Циклы кормления будут нарушены, изменится температурный график, бесконечная луна и отсутствие солнца нарушат внутренние механизмы, отлаженные за миллиарды лет, "и рыба погибнет. Это неизбежно.
Экологам придется здорово потрудиться.
Но один обитатель внешнего рифа выживет в течение долгого времени. Он будет есть все, что движется, и кое-что, что не движется, в любое время дня и ночи. У него нет страха, у него нет внутренних часов, нет никаких внутренних воздействий, кроме всепоглощающей необходимости атаковать. Он продержится до тех пор, пока ему будет что есть.
Но в том, что было разумом торпеды с белым брюхом по имени Призрак, поселилась тень сомнения. Он не помнил этого чувства, хотя и испытывал его раньше. Он не был приспособлен для памяти, только для охоты. Это новое существо, которое плыло неподалеку, заставляя его холодный мозг испытывать приближение ярости, было тайной. Он снова и снова пытался атаковать его, пока его не охватывало чувство, которого он не испытывал с тех пор, как перестал быть полуметровой рыбешкой, и страх уносил его прочь.