Робинзонка
Шрифт:
Ну и здорово она придумала! Ей будет теперь весело, да и отец наверняка станет смеяться.
В ящике за окном засыхает мелкий лук и базилик, но Блаженка знает, что эти растения в картофельный суп не кладут, туда надо положить чеснок, петрушку, майоран, морковь и сельдерей. Все это придется купить там, за стенами квартиры, и для игры они не годятся.
Робинзонка быстро льет воду в ящик, и вода струится за воротник прохожим, — не беда, сейчас они для нее дельфины и киты, а она должна заботиться о своей плантации.
Блажена
4
На улице она уже может не так торопиться.
Куда идти? Блажена оглядывается по сторонам. Смотри-ка, вон там на вывеске нарисована такая же башенка, как у нее на пустой бутылке. Тайный знак ей?
Ура, в молочную!
В молочной щебечут служанки и няньки, вертятся тут и дети, у прилавка толпа. Продавщица быстро меняет бутылки с молоком на пустые, развешивает масло, творог, предлагает сыры, обернутые станиолем и украшенные яркими разноцветными картинками: тут и коровья голова с веселыми глазами, и эдельвейс, цветок высокогорных пастбищ.
Продавщица хорошо знает каждого покупателя, это видно по ее быстрым взглядам и по интимной манере разговора.
Не успела Блажена войти в молочную, неловко хлопнув дверью, как все головы повернулись к ней, пожалуй, не только из любопытства, но и потому, что человек всегда невольно оглядывается, услышав внезапный шум.
Никто из этой шумной толпы, казавшейся Блажене враждебной, не знал ее, и поэтому глаза всех покупательниц с любопытством остановились на ней. Эти взгляды были Блажене неприятны, вызывали непреодолимое чувство протеста.
Здесь были люди, совсем не похожие на тех, кого знала Блажена и к кому привыкла: их платье, прически, движения — все вызывало в Блажене раздражение. Если бы тут стояли девчонки из ее класса, она бы пулей влетела между ними и принялась болтать, чувствуя себя среди них как дома.
Но эта продавщица в белом халате и в шапочке на голове уже мерит Блажену взглядом, словно пытаясь разгадать ее.
— Чего вы желаете, барышня? — прозвучал сладкий голос продавщицы.
Блажена, смутившись, ничего не ответила и еще больше покраснела.
Она торопливо стала рыться в сумке и молча поставила на прилавок пустую молочную бутылку.
— Молочко?
— Да, пожалуйста, — молнией вылетело у Блажены.
— Барышня, вероятно, Борова? — Голос у продавщицы становится все слаще. Она была довольна; ей было о чем поговорить, и она выставляла напоказ свою осведомленность, словно какую-нибудь драгоценность, которую она хотела продать и которую держала на ладони так, чтобы лучи света падали на нее более выгодно.
Продавщица с удовольствием повторяла имя Блажены, имя, на котором все еще лежала тень несчастья.
Лица
Блажена словно покрылась ледяной коркой приторного сочувствия, обволакивающего ее со всех сторон.
Сейчас продавщица начнет! Сейчас она всем расскажет о Блажениной непоправимой утрате.
Быстрей отсюда прочь! Быстрей!
— Пожалуйста, дайте мне молоко. Вот деньги, — мрачно сказала Блажена.
Она не хочет, чтобы чужие женщины копались в ее горе. Не хочет!
Это касается лишь ее и отца, оставьте нас в покое!
От ненависти у нее задрожало лицо, всех забавляло это зрелище. Она поспешно отсчитала деньги и выскочила за дверь, прежде чем на нее обрушился поток нежелаемого сочувствия.
Запыхавшись, она остановилась на углу улицы, стараясь прийти в себя и избавиться от охватившего ее раздражения.
Она уже было направилась домой, на свой необитаемый остров, казавшийся ей сейчас единственным прибежищем, как вдруг в водовороте ее мыслей всплыла мысль об обеде.
Ей нужно еще зайти в магазин. Вот несчастье!
Блажена незаметно смешалась с толпой покупателей, делая вид, что бывает здесь каждый день. Она взяла пучок зелени из наполненной корзины, показала на маленький кирпичик масла в бумаге и попросила килограмм манной крупы.
И все же она выдала себя.
— Еще чесноку, пожалуйста.
— Сколько вам угодно?
— Стручок.
Продавец, не удержавшись, еле заметно усмехнулся. Толпа, частицей которой Блажена себя чувствовала, снова стала для нее сборищем насмешливых лиц, для которых ее смущенный вид был забавным зрелищем.
Наконец Блажена, кажется, купила все — во всяком случае, все, что было записано у нее на бумажке.
Выйдя из магазина, она побежала чуть ли не вприпрыжку, а губы ее невольно стали издавать веселый свист.
Но уже в подъезде она вдруг снова вспомнила, что дома все теперь изменилось.
Раньше она быстро взбегала по лестнице, перескакивая через две-три ступеньки, звонила у дверей с табличкой «Ольдржих Бор, такси» и ждала, пока легкие мамины шаги приближались к двери. Гремела дверная цепочка, открывался замок, и Блажена повисала у мамы на шее…
Сегодня… сегодня она спокойно поднималась по лестнице, ступенька за ступенькой. С сумкой, полной продуктов, она уже не мчалась, как раньше, хотя сумка была, пожалуй, не тяжелее портфеля с книгами.
У дверей она разыскала в сумке ключ, открыла дверь и хорошенько за собой закрыла. Дверь Блажена закрывала очень старательно. Она не была трусихой и все же немного боялась оставаться дома одна.
Да и сам дом изменился для нее. Раньше это был милый ее сердцу дом, теплое прибежище, знакомое ей как бы в общем виде, — теперь она начала узнавать его во всех подробностях.