Робинзоны из Бомбея
Шрифт:
У меня неоднократно появлялось желание написать в полицию, но всякий раз, представив себе, к чему может привести эта тяжба, я содрогался и откладывал перо.
— Физическое наказание действует на детей отрицательно, — кипятится жена. — Из детей, которых подвергают физическим наказаниям, чаще всего выходят преступники.
Жена моя не только женщина с чувствительной душой, она имеет еще и степень бакалавра богословия.
— Но ты же сама много раз видела, как он избивает детей, — замечаю я. — Он нещадно лупит веревкой подростков, тех, что на побегушках у мастеров…
—
Жена упоминает о «сдаче» с жестоким удовольствием и, помолчав, продолжает:
— «Хочу — помилую, хочу — накажу», вот ведь как он рассуждает.
Точно ракшас какой, в самом деле! Но всевышний, он все видит! Помяни мое слово. Вот станут разбирать машину — мотор сорвется и отдавит ему ногу… Узнает, как измываться над детьми!
— Но ведь он даже не прикасается к машинам…
— Помяни мое слово: расплаты не избежать. Всевышний глух к стенаниям взрослых, но крик невинного младенца достигнет его слуха, и он накажет жестокосердного… — И, словно пораженная догадкой, жена вдруг спрашивает: — А может, у него просто нет своих детей?
— Откуда мне знать?.. — пожимаю я плечами. — Знаю только, что ночью его в гараже не бывает. На ночь здесь остается только сторож…
Наступил сезон дождей, и чтобы брызги не залетали в контору, хозяин оградил ее бамбуковыми палками и завесил вход старым, перепачканным краской брезентом. Каждый раз, когда поздно вечером я выхожу на берег пруда прогуляться, территория мастерской, тускло освещенная единственной лампой, предстает передо мной похожей на поле битвы, усеянное мертвыми телами и в беспорядке разбросанным оружием, а жалкая при дневном свете контора выглядит в лучах луны величественным шатром поверженного полководца с некогда гордыми, а теперь бессильно поникшими знаменами.
Словно выпуклость шлема или плоскость щита, тускло поблескивает ветровое стекло или небрежно брошенное крыло машины. Разбросанные там и сям рули, колеса, подножки и прочие детали и узлы автомобиля кажутся поломанными и искореженными в жестокой схватке. А в самом центре этой скорбно-величественной картины, на легкой чарпаи мирно похрапывает ночной сторож.
В лунную ночь я не могу отделаться от ощущения, что передо мною раскинулся лагерь Чингисхана: все спят крепким сном, над спящим станом, бодрствуя, витает лишь ужас и призрак смерти… Ужас тех, кому довелось свести знакомство с мечами бесстрашных воинов грозного полководца… И еще я вижу в лунную ночь хозяина мастерской — сопя, расхаживает он по спящему стану, гроза и повелитель запуганных ребятишек…
Однажды я случайно узнал, что паренька, которому больше всех достается от хозяина, зовут Рахимом. Вот как это случилось.
Рано утром — я еще не успел умыться — с заднего двора донеслись глухие звуки ударов и громкий детский плач. Я выглянул в окно.
Спасаясь от преследования, один из мальчиков ловко лавировал меж кузовами грузовиков и легковых машин, а хозяин, размахивая веревкой, старался его поймать. Со стороны могло показаться, что взрослый и ребенок играют в кошки-мышки.
—
Неизвестно, куда «наверх» загоняли паренька. Может, это связано с какой-то опасностью, которой хозяин не хотел подвергать себя? Да нет, наверное, что-то другое: я уже заметил, что паренек был не из робкого десятка.
Потом вдруг вижу: парнишка с ловкостью обезьяны взбирается на грузовик, стоящий в нескольких шагах от моей квартиры, а разъяренный хозяин, стоя внизу, подгоняет его, грозно размахивая обрывком веревки:
— Лезь, щенок!.. Лезь выше!.. Выше, тебе говорю!
А когда мальчик, с трудом переводя дыхание, уселся на крыше кабины, хозяин спокойно проговорил:
— Теперь можешь отдыхать целые сутки. Снимать тебя буду завтра, в это же время… И ни куска лепешки тебе, ни глотка воды… Питайся свежим воздухом…
Только теперь до меня дошло, что «наверх» мальчишку загнали в наказание за какую-то провинность. И хотя крыша грузовика была футов [34] на пять ниже окон моей квартиры, парнишка вскарабкался туда за три секунды. Оказавшись в безопасности, он огляделся. На лице его, перепачканном сажей и пылью, четко выделялись грязные полосы от слез.
34
Фут — мера длины, равная 30,479 сантиметра.
Из города я возвращался поздно вечером. Пройдя в ванную комнату, чтобы сполоснуть лицо, я увидел в окно того самого мальчика.
Уткнувшись лицом в колени, он горько плакал, повторяя прерывающимся от слез голосом;
— Ну, можно… я спущусь… я больше никогда… не буду оговариваться…
— Нет, нет, сынок, ты посиди, отдохни на досуге, устал, бедняжка, — выразительно помахивая концом веревки, издевательски-ласково отвечал ему снизу хозяин.
Неужели парнишка так и просидел на крыше кабины с самого утра? А ведь полдня лил дождь!
— Это предел жестокости! — возмущенно сказала жена, когда мы садились пить чай. — Сегодня же поговорю со всеми соседями по кварталу. Так продолжаться не может!
Она помолчала. Потом заговорила снова:
— Это же настоящий палач! Сначала мальчик плакал от побоев, а теперь этот садист целый день продержал его под открытым небом! Нет, это не человек, это какой-то зверь в человеческом облике. Сам уже не раз успел заправиться, а мальчишке даже по нужде не разрешил сойти вниз… Слышишь, опять плачет. — И она с возмущением принялась пересказывать мне обо всех событиях прошедшего дня.
— Конечно, он зверь, — поддержал я ее, — Жаль парнишку: с самого утра голодный.
— Дожидайся от этого ракшаса, накормит он, как же! Я уж не стерпела взяла кусок лепешки, завернула в газету и потихоньку бросила ему, а он смотрит на нее голодными глазами и не притрагивается. «Что ж ты, спрашиваю, не ешь?» — «Хозяин, говорит, опять поколотит», — «А откуда он догадается? — говорю. — Снизу-то совсем не видно, чем ты там занимаешься». Ну, кое-как уговорила — поел.