Роботы божьи
Шрифт:
Егор не спешил с ответом. Задача казалась нерешаемой. Все упиралось в умственную ограниченность автономных роботов. По условиям Федерации бокса робот-спортсмен не имел права обращаться к внешним вычислительным ресурсам. Это требование закрывало спорт для гулловских андроидов из-за их постоянной связи с серверами Гулла; оно же породило профессию киберсочинителя. Будь Дубина гулловским андроидом, услуги Егора вообще не понадобились бы.
Когда кибер-бокс только начинал завоевывать популярность, автономные роботы не умели выступать перед журналистами. Им не хватало вычислительной мощности. Во время интервью они бормотали, как слабоумные, путали
Тупость автономных роботов обстоятельство давала хлеб Егору и его коллегам. Заказчики быстро поняли, что попытки создать искусственный интеллект на ограниченной базе автономного робота обречены на провал. Проще было нанять бойкого литератора, готового за умеренное вознаграждение сочинить подходящую случаю речь. Когда спортивные роботы заговорили как живые люди, интерес зрителей к соревнованиям вернулся. В бокс пришли большие деньги. Одновременно росли заработки киберсочинителей.
Предстоящий заказ не слишком отличался от обычной работы Егора. Сложности создавали сопутствующие матчу обстоятельства: переговоры на высшем уровне, два государственных лидера на трибуне болельщиков - и все это на фоне возможного начала ядерной войны.
Хаос из мешанины "за" и "против" в голове Егора сменился ясностью внезапного понимания. "Если я откажусь или попрошу время на раздумья, то потеряю этот заказ, - понял он.
– И все будущие заказы тоже. А еще он не выплатит мне остаток за прошлый контракт".
– Дело непростое, но я справлюсь, - сказал Егор, стараясь звучать уверенно.
Самоуверенность считалась хорошим тоном в его профессии. Заказчики из мира кибер-спорта - люди серьезные, предпочитающие ясность и прямоту. Они не любили сомнений, а также тех, кто их испытывает или вызывает.
– Отлично!
– обрадованно заключил Глостин.
– Половину вашего гонорара плачу сразу, остальное - в случае успешного исполнения.
– А каковы критерии... успешного исполнения?
– осторожно спросил Егор.
– Рейтинг популярности Ивана Дубины. Если он заметно поднимется, - минимум процентов на сорок, - значит, речь попала в десятку. Если упадет хоть на процент - сами понимаете...
– А если рейтинг упадет из-за его поражения?
– Ну, Егор Сатчитанандович, - разочарованно протянул Глостин.
– Если, да кабы... Хорошая речь должна превратить проигрыш в моральную победу, вы это не хуже меня знаете. Боитесь - так отказывайтесь. Я отдам заказ Агапову или Меликяну. Они охотно возьмутся.
"Вот подлец!
– раздраженно подумал Егор. Плохие предчувствия сбывались на глазах. Он ведь знал, что без подвоха не обойдется.
– Так выкрутить руки! Хочет заплатить лишь половину! Мошенник, натуральный фашист!" Что означает старинное шипящее слово "фашист", Егор точно не знал, но догадывался, что ничего хорошего им бы не назвали.
– А как насчет моего гонорара за предыдущий заказ?
– холодно спросил он.
– Разве мы не заплатили?
– фальшиво изумился директор.
Под его недоверчивым
– Только аванс. Хотя, как вы изволили заметить, моя работа весьма поспособствовала росту популярности вашего изделия.
Егор злился, однако сохранял самообладание. Раздражение выдавала речь. В гневе он говорил подчеркнуто официально, как устаревшая модель ЖЭКовского робота. Должно быть, сказывалось детское злоупотребление русской литературой.
– Извиняйте, Егор Сатчитанандович, запамятовал, - проворчал Глостин, изображая раскаяние.
– Все хотят от меня денег, с утра до ночи ходят и клянчат. Cейчас решим ваш вопрос. Ирочка, посмотри, что у нас с финансами по Егору Лисицыну!
Последние слова предназначались сидящей за стеной секретарше. Через секунду директор щелкнул пальцами, как фокусник, и сказал:
– Проверьте свой счет.
Бросив короткий взгляд на мысленный экран, Егор увидел сообщение о платеже. Через мгновение сумма уменьшилась на четверть - государство взяло свою долю в виде налогов.
– Итак, Егор Сатчитанандович?
– Я возьмусь, - недовольно сказал Егор.
Раздражение не успело покинуть его. Он приготовился к скандалу, но Глостин сдался слишком быстро.
– Чудесно!
– потер руки директор.
– Ирина сбросит аудиотекст договора вам на почту. Подпишите, когда прослушаете.
Егор покорно кивнул. Его томили мрачные предчувствия. Хитрый вид Глостина сулил очередную каверзу. Он казался неплохим человеком, но, как многих заказчиков Егора, его портила жадность.
"Договор нужно слушать очень внимательно, или даже послать на экспертизу Аслану, - подумал Егор.
– Где он сейчас, интересно?" В прошлый раз они не смогли толком поговорить, его давний друг был занят: он прятался от китайского патруля в полуразрушенном небоскребе на окраине затопленного Сингапура.
Аслан много лет работал юристом в "Эзотерических роботах". Фирма поставляла на рынок роботов-гадалок, предсказателей и домашних собеседников. Когда она разорилась, не выдержав конкуренции с гулловскими роботами, Аслан неожиданно бросил все и перебрался в Юго-Восточную Азию. Он путешествовал по затопленным джунглям в надувном плоте-палатке, продолжая удаленно трудиться на юридической ниве: составлял договора, консультировал и сопровождал сделки. Его клиентская база была невелика, - не все с пониманием относились к срыву сроков заказа из-за нападения крокодила или исламских фанатиков, - но он не унывал. Расходы в джунглях малы, поэтому особой нужды он не испытывал. Друзьям, если они не злоупотребляли его добротой, Аслан помогал бесплатно.
Глостин вынул из кармана брюк портативный брелок-считыватель и приложил к нему большой палец, визируя договоренность. Потом он предложил Егору отметить сделку. Получив согласие, директор хотел встать и направиться к спрятанному в книжных полках бару, но вдруг замер в кресле. Егор догадался: кто-то телепатически вызвал его. Выслушав невидимого собеседника, Глостин изменился в лице и быстро сказал: "Пусть заходит".
Егор прежде никогда не видел директора таким взволнованным. Разве что однажды, когда они пили коньяк в его кабинете, Глостин слегка перебрал и бурно вспоминал войну в Казахстане. Его гладкое полное лицо пошло красными пятнами. Он вдруг засуетился, вскочил с кресла и отрывисто сказал: