Родина крылья дала
Шрифт:
— Я верю, что ты поступил по совести, как требовала обстановка. Иначе ты не мог. Ты не относишься к разряду безумцев…
Эти слова помогли мне. И ее письмо мне на космодром, которое получил за два дня до старта, еще раз свидетельствует, что ее вера в меня, ее сила воли, ее любовь помогают мне здесь работать, выполнять программу и смотреть вперед.
Слишком долгое отступление что-то получилось.
Сегодня провели коррекцию орбиты. Готовимся встречать гостей. Завтра — первые технические эксперименты. Главное — работать внимательно, спокойно».
«25.06.78 г. С утра жили мыслями о встрече в эфире
Так день за днем идет напряженная работа. 9 июля к нам пристыковался транспортно-грузовой корабль «Прогресс-2». Весь доставленный им груз мы разместили в подготовленные помещения, а свободное пространство «Прогресса» заполнили отработанными материалами, демонтированным оборудованием.
Ежедневно, прежде чем начать готовить завтрак, проводили контроль состояния систем. Нельзя упустить ни малейшей мелочи. Успокоенности и благодушия нет. Непредвиденные ситуации могут возникнуть в любое время. В космосе — не на Земле. Отступать и прятаться от беды здесь негде, надежда только на самих себя. Мы понимаем, что за бортом нашего дома — глубокий вакуум. Однако жить на станции с постоянным чувством настороженности вряд ли кто сможет. Но нельзя быть и безразличным. Александр Иванченков в первые дни, когда закончили расконсервацию, сформулировал принцип нашего поведения на весь период полета. Он сказал просто:
— Здесь надо жить с чувством разумной бдительности.
Я с ним согласился. Да и как не согласиться? Лучше не сформулируешь, не скажешь. Этот принцип спас однажды станцию «Салют-6», спас дальнейшую космическую программу.
Наступило четвертое сентября. Настроение у нас было приподнятое: выходной день. В Останкино к нам на встречу прибыли Сергей и Татьяна Никитины. Они пели для нас, мы их слушали, потом пели вместе. Саша взял гитару (была у нас и она!). Праздник получился настоящий. До конца полета оставалось меньше двух месяцев. 2 ноября нас ждали на Земле. Песни я записал на бортовой магнитофон. Закончился отведенный для встречи сеанс связи, мы попрощались с Таней и Сергеем.
Через несколько минут уже занимались физкультурой. Дорожили каждой минутой занятий. Через месяц — домой. Встреча с земным тяготением после столь длительного пребывания в невесомости предполагалась не из легких. Иванченков усердно нажимал на педали велоэргометра, под моими ногами монотонно жужжала бегущая дорожка. Обменивались короткими фразами.
Шарики пота срывались с лица бортинженера и, подхваченные воздушным потоком, летели в мою сторону. Я их сдувал назад — в сторону Саши. Потом мы увеличили нагрузки и сосредоточились только на занятиях. Неожиданно Иванченков перестал крутить педали, встревоженно воскликнул:
— Володя, смотри, горим!
Я окинул взглядом станцию. Над первым постом, основным местом сосредоточения органов управления станцией и ее системами, клубился бело-синий дым. Он заволакивал приборы, поднимался к потолку, выплывал из-под панелей обшивки интерьера
В невесомости пенная масса вздыбилась, перемешалась с дымом. Направляю струю под приборную доску станции — оттуда идет дым.
Саша уплыл в транспортный корабль для подготовки его к возможной расстыковке. Я глянул в иллюминатор. Под нами проплывала Огненная Земля.
«Как Магеллан смог найти пролив?» — в одно мгновение успел подумать и снова направил струю за пульт управления бортовым вычислительным комплексом «Дельта».
Дым больше не появлялся, но в станции его было много. Слезы заливали глаза. Я разгреб пенно-дымную смесь, разорвал покрывающую пол матерчатую плотную обшивку и приложил руку к металлу. Он был теплый, но не горячий. Температурное поле было ровным, нигде я не находил аномальных температурных мест. «Корпус не горел, он нагрелся от Солнца», — подумал я, и радостное тепло разлилось по всему телу. Позвал Сашу. По его лицу понял, что исходом нашего сражения он доволен. Дал и ему пощупать металл. Он долго, как бы прислушиваясь, шарил рукой по корпусу станции. Потом сказал, тихо так, спокойно, по-рабочему:
— Да, здесь все нормально. Будем думать, что делать дальше.
В этот момент мы обнаружили, что один из пультов, на который попала пенная масса, бессильно мигает всеми своими транспарантами. Что это? Новая беда? Срочно отстыковываем разъем электропитания, осторожно и плотно изолируем разомкнутый силовой кабель. Причину поняли сразу: пена из огнетушителя оказалась электропроводной. Саша ртом выдувает пену из-за пульта. Вижу, что от наших движений дым распространяется по всему объему станции. Приношу две простыни, и мы «выгоняем» дым в переходный отсек.
Сколько времени прошло? Не знаем. В любом случае — считанные минуты. До сеанса связи еще далеко.
И вдруг ощущаю, что начинаю хуже видеть. Светильники стали терять свои очертания, расплываясь перед глазами, свет от них стал идти как из тумана. И какой же молодец Саша! Не успел я что-нибудь сказать, как он надел на меня изолирующий противогаз и попросил отплыть к конусу научной аппаратуры, куда дым не добрался.
— Отравление может быть. Неизвестно, что горело, подыши, — сказал он, наклоняясь ко мне.
Через несколько минут я стал видеть нормально, отдал противогаз Саше. У него не проходил удушливый кашель.
Начался сеанс связи. Я коротко доложил:
— Заря, я — Фотон. Сработали по 27-й странице красной книжки. — Это означало, что было возгорание на борту.
На некоторое время воцарилась гнетущая тишина. Для Земли эта весть была страшной, неожиданной и неприятной.
— Где вы находитесь? — прозвучал первый вопрос с Земли.
— Находимся в станции. Считаем, что очаг пожара ликвидировали, но где горело и в чем причина — сказать не можем, давайте будем искать вместе.