Родина крылья дала
Шрифт:
Неожиданно для себя услышал незнакомый голос:
— Здорово, отцы!
Первое, что мне пришло в голову, так это неприятная мысль о звуковых галлюцинациях. Машинально протянул руку к дневнику, чтобы для врачей зафиксировать этот момент, не понимая, что же со мной будет дальше.
Услышал снова:
— Давно сидим…
Сомнений не было — галлюцинации. Провожая нас в полет, психологи предупреждали, что может быть и такое.
Выглянул из-за перегородки: что делает Саша? Иванченков такими же удивленными глазами смотрел на меня.
«Неужели галлюцинации могут быть коллективными?» — подумал я и услышал, как Саша разразился громким смехом. Подплыл к нему, и стало все предельно ясно. На экране видеомагнитофона — фильм «Белое солнце пустыни». Оказалось, что Земля решила прислать нам сюрприз. Зная, что мы этот фильм любим, записали его на видео. Иванченков поставил первую попавшуюся пленку. Она оказалась частью фильма и начиналась с момента, когда красноармеец Сухов беседует с аксакалами, сидящими на
Появились у нас и другие голоса — голоса членов экипажа экспедиции посещения Валерия Быковского и Зигмунда Йена. Мы ждали их с огромным нетерпением: шел третий месяц нашего полета…
Сколько было радости у нас с Сашей. В первые сутки долго не могли уснуть, все расспрашивали, читали письма, получали и подарки, сувениры, слушали, каждый персонально, то, что было передано нам «на ушко». Мы с Сашей гордились: ведь с нами работал представитель гагаринского набора, космонавт номер 5 Валерий Быковский. На орбите мы сильно сдружились. Александр Иванченков и Зигмунд Йен пытались работать даже в часы, отведенные на сон. Здесь мне пришлось проявлять свою командирскую волю и напоминать о дисциплине. Я смотрел на Александра Иванченкова, отец которого погиб подо Ржевом в 1941 году, и коммуниста Зигмунда йена, первого космонавта с немецкой земли, на их творческую и человеческую дружбу, и не мог сдержаться… Хорошо, что в невесомости слезы не стекают по щекам, а улетают.
Несмотря на исключительную серьезность наших задач, мы не черствели, не упускали возможности пошутить, по шутке так соскучились наши космические души. Одна из таких шуток у нас получилась оригинальной. Накануне прихода Быковского и Йена мы освобождали станцию от накопившихся отходов. Пользовались при этом металлическими контейнерами, которые напоминали обычные ведра с плотно закрывающейся крышкой. В этот контейнер мы укладывали, предварительно загерметизировав в специальных прорезиненных мешочках, упаковку от продуктов питания, отработанные салфетки, старое спортивное белье. Таких контейнеров накапливалось до десятка; их потом мы удаляли через специальную шлюзовую камеру. Это также требовало специальной подготовки. Сложность заключается в специальной ориентации станции: шлюзовая камера должна располагаться под определенным углом. Выброшенный контейнер входил в плотные слои атмосферы и полностью сгорал. В процессе шлюзования уходящий из шлюзовой камеры воздух нарушает ориентацию станции, и она начинает вращаться. Шлюзовая камера при этом может занять такое положение по отношению к направлению полета, что выбрасывать контейнеры становится сложно и небезопасно. Контейнеры начинают летать рядом со станцией, то приближаясь к ней на довольно близкое расстояние, то удаляясь, и так — на протяжении от суток до нескольких дней и даже недель. Чтобы избежать опасности, мы, как правило, внимательно следим за ориентацией и прекращаем шлюзование в опасных зонах. Перед приходом Быковского и Зигмунда Йена нами была допущена ошибка в оценке ориентации, и один контейнер стал летать рядом с нами. Зная «расписание» его прибытия, мы в иллюминатор наблюдали за его поведением, разглядывали даже болты герметизации крышки. К нашему счастью, он стал медленно удаляться как раз перед приходом гостей. Тревожило и другое: контейнер мог стать помехой для Быковского и Йена на пути к стыковке, но, проанализировав баллистические данные и переговорив с Землей, мы убедились, что контейнер безопасен, и вскоре мы о нем совсем забыли. Суток за пять до стыковки Александр Иванченков подозвал меня к иллюминатору и показал за борт жестом: посмотри, мол. Я прильнул к иллюминатору и увидел, что строго в плоскости орбиты висело какое-то светящееся тело.
— Злосчастный контейнер, — возмутился я.
Однако что-то в этом светящемся объекте было необычайное, непонятное. Светящийся шарик поднимался к зениту, делал какие-то маневры, иногда напоминая по форме корабль «Союз». Были видны даже «элементы» солнечных батарей и антенных устройств. Несколько суток мы с Александром Иванченковым изучали наш НЛО — неопознанный летающий объект. Буквально в день стыковки наших гостей, обратившись к навигационной звездной карте, мы поняли, что нашим «попутчиком» в полете, регулярно появляясь и исчезая из поля зрения, является Венера. Она восходила и заходила тогда строго в плоскости орбиты нашей станции. Почему же нам виделись плоскости и антенны? Дело заключалось в особенностях конструкции наших иллюминаторов, которые при определенном освещении их солнцем «формировали» фигуру космического корабля. Как ни хотелось нам прославиться из-за необычной встречи в космосе с НЛО, все объяснилось иначе.
Гости наши оказались довольно любознательными. Валерий Федорович, прибыв в космос в третий раз, умело осматривал Землю, атмосферу, горизонт. Удалось ему обнаружить и наш контейнер, о котором мы забыли. Я рассказал о шлюзовании. Валерий Федорович многозначительно улыбнулся, но ничего не сказал.
И вот однажды мы с Александром
Понятно, что в длительных полетах без шутки, юмора обойтись трудно. В первое время мы смеялись, когда нас спрашивали об НЛО, отшучивались, но разные слухи понеслись лавиной. Некоторые дельцы от сенсаций стали самым бессовестным образом ссылаться на личные разговоры со мной, Иванченковым, Быковским, Йеном, хотя таких разговоров вообще и быть не могло. Дошло до того, что вопросы на эту тему стали задавать даже в заграничных командировках. С большим терпением до сих пор объясняю, что во время полета космонавтам очень помогают шутки. Но они, как видите, иногда имеют неожиданное продолжение. Вместе с Александром Иванченковым мы даже огорчались в шутку, что упустили реальную возможность стать знаменитостями — первыми космонавтами, летавшими по соседству с НЛО. «Побоялись», что двойной нагрузки славы не выдержим.
Через несколько дней после возвращения из 140-суточного полета мы попросили на космодроме показать «Белое солнце пустыни». Тогда никто не понял, почему мы нарушаем традицию. А нам просто очень хотелось еще раз встретиться с красноармейцем Суховым и героями фильма.
На главной орбите
Известие о приглашении на XXVIII съезд комсомола Белоруссии застало меня в командировке. Кстати, о командировках… Порой кто-нибудь из знакомых нет-нет да пробубнит — не хватит ли? Гоню прочь пока эти мысли, потому что всегда стремлюсь и к новым местам, и к новым жизненным проблемам, и к новым интересным встречам. Съезд комсомольцы-земляки назначили на пятое-шестое марта. А третьего, в день своего сорокапятилетия, я снова видел, как под крылом плывет земля. Пролетал над Витебской областью. Прильнул к иллюминатору. Нашел Россоны — родину Петра Мироновича Машерова. Здесь, в этих лесах, начинался его легендарный партизанский путь. Здесь родился и Геннадий Буравкин, наш белорусский поэт, председатель Республиканского комитета по телевидению и радиовещанию. Каждый год он приглашает меня в край голубых озер. Некогда. Не смог я до сих пор и вместе с земляком — поэтом Василем Зуенком — побывать в родной Зеленой пуще.
Зялёная пушча — калыска мая — Галiнкаю памяцi у сэрцы…Эти строки, в которых Василь Зуенок выразил и мое отношение к родным краям, я перечитывал на борту станции «Салют-6» в поэтическом сборнике «Нача». Нача — маленькая речка в нашем Крупском районе. Василь Зуенок, как и я в детстве, собирал в Зеленой пуще грибы, ягоды, орехи. Мы земляки. Во время полета, как только пролетали Брест, подплывал к иллюминатору, отыскивал свои родные места, повторял:
Зялёная пушча — калыска мая — Галiнкаю памяцi у сэрцы…Чтобы как-то отблагодарить Василя Зуенка, отправил ему с борта фотографию, где я сфотографирован вместе с экипажем экспедиции посещения — Петром Климуком и Мирославом Гермашевским. На конверте написал: «Земля. Минск. Василию Зуенку», а потом по всем правилам почтовых отправлений поставил наши бортовые штемпели. Были у нас такие, как было и космическое почтовое отделение.
Работу в командировке пришлось прервать, и четвертого марта я вылетел в Минск.