Родительская суббота (рассказы разных лет)
Шрифт:
Машина сначала подъехала к речке, потом к пустому скотьему стойлу с жердевой огорожей, наведалась к старому кладбищу, последнему знаку когда-то здесь бывшего хутора. Одним словом, блукала. Пока не увидела скотину, а потом пастуха на кургане. И тогда устремилась к ним.
Проворный Тузик обученно облетел по степи просторное полукружье, собирая и сбивая в кучу отставшую скотину. Неторопливо к дороге, к своему гурту и подъехавшей машине начал спускаться молодой пастух.
Внизу его ждали два тоже молодых, крепких мужика в таких привычных теперь пятнистых
– Здорово живешь, казак! – весело встретили хозяина гости нежданные.
– Слава богу, – сдержанно ответил молодой пастух.
– Твоя, что ль, скотина?
Тушистые породистые абердины, приземистые, кормленые, светили под солнцем жуковой шерстью.
– Больше пяти центнер, – на глаз прикинули приезжие. – А вон тот на тонну потянет. Танки, не скотина… Твои, что ль?
– Ну да… – усмехнулся пастух. – Какие мои, колхозные.
– О… Колхоз еще живой?
– Живой…
Молодому пастуху разговоры о скотине не очень понравились. Он решил поскорей их закончить и на всякий случай оборониться от людей неизвестных.
– По этому делу, по скотине, разговаривайте с председателем. Не перевстрели его? На красной «Ниве» он здесь мыкается. А лучше поезжайте к чеченам, на Набатов, на Осиновку. У них своя скотина, собственная. Там дело верней.
– Не надо нам скотины. Мы совсем по другому делу, – успокоили пастуха приезжие. – Мы из группы «Поиск». Слыхал про таких? Мы ищем места захоронения солдат. Будущий год юбилейный, шестьдесят лет Победы. Вот мы и занимаемся. В войну ведь кое-как хоронили. Свалят в яму – и все. А мы находим такие места. Вскрываем. Бывает, что солдат числится без вести пропавшим, а мы определяем. По документам, по медальону. Письма иногда остаются. А уж потом останки на кладбище или в братскую могилу. Но уже как полагается: оркестр, памятник, венки. Слыхал про такие дела?
– Вроде слыхал. Вы что, вдвоем копаете?
– Нет. Мы сначала ищем. Спрашиваем у местных жителей. Что и где. У стариков. Они же помнят. Где в войну хоронили и как. Ты вот пасешь. Здешние места знаешь. Может, где видел старые могилки?
– Они по всему хутору, эти могилки, – ответил пастух и повел рукой, указывая. – Кроме могилок ничего и не осталось.
И вправду летние скотьи базы располагались посредине когда-то большого хутора Горюшкин.
От него остались теперь лишь заплывшие ямы, грушевые деревья да могилы. Покойников хоронили в старые годы не на общем кладбище, а на своих левадах. Могилки, кресты, а порою надписи и теперь были целы от балки Сухая Голубая и до Ситникова переезда, на целый десяток верст.
– Нет… – отмахнулись приезжие. – Нам другое надо: военные захоронения.
Посвист крыл и громкое «ки-ки-ки!!» раздалось вдруг, и с неба на людей словно упала рыжеперая птица.
В последний миг она распустила мягкие крылья, опахнув теплым ветром и приезжих испугав. Птица остановилась в полете и ловко уселась на плечо молодому пастуху. Это был
– Вот это да… – удивились гости. – Твой?
– Это уж точно мой, не колхозный, – подтвердил хозяин и птице сказал: – Погоди. Сейчас покормлю.
Кобчик понял его, стал ждать, дремотно прикрыв пленой желтые глаза.
Молодой пастух еще раз оглядел приезжих, перевел взгляд на их машину, номер ее поглядел, потом спросил:
– А сами-то откуда?
– Из города.
– Ясно… Тут много людей побито. Сорок второй год. Летом три дивизии из окружения, считай, не вышли. А осенью выбивали немцев. Тоже полегло. Танковое поле, Солдатское поле, Набатовские колодезя, балка Трофеи, Красные яры, Майор. Там даже кресты стоят.
– Какие кресты?
– Простые деревянные. А может, погнили уже. Давно их ставили, лет, наверное…
– Погоди, – остановили его. – А ты можешь нам показать эти места?
– Я же не брошу скотину.
– А ты один стережешь?
– Вдвоем, – слукавил пастух. – Но напарник на хутор уехал. Должен к ночи вернуться.
«Ки-ки-ки!» – напомнил о себе режеперый кобчик, ворохнувшись на плече хозяина.
– Погоди, – успокоил его пастух, у приезжих спросив: – Карта у вас есть? На карте я бы отметил.
«Ки-ки-ки…» – протяжно принялась выговаривать птица.
– Замолчи! – повысил голос один из приезжих. – Попка дурак!
Птица смолкла, уставясь на приезжего неморгающим желтым глазом.
– Он не дурак, – заступился хозяин. – Он – сокол. – И быстро завершил разговор: – Давайте карту. Я вспомню, отмечу. А пока… Поглядите у Майора. Над самым Доном, на Прощальном кургане могила, памятник. Майор Кузьминых там похоронен. А возле, ближе к хуторскому кладбищу, там тоже хоронили, бугорки остались. А еще у Красного яра. Там и немцы, и наши, все вперемешку. Дорога – над речкой, а справа – Красные яры. Мимо не проедешь.
Остроухий Тузик, подогнав отставшую скотину и увидев приезжих, примчался и встал рядом, переводя взгляд с хозяина на гостей: дескать, что это за народ и как к нему относиться?
А хозяин и сам толком не знал.
Гости принесли из машины карту здешних мест, спросили:
– Пойдет?
– Пойдет. Подъезжайте завтра. Я вечером погляжу, покумекаю.
Приезжие уже садились в машину, когда молодой пастух окликнул их.
– Если будете копать, – сказал он. – И вдруг… всякое бывает… Вдруг наткнетесь, по документам: Иван Атарщиков.
– Кто такой?
– Я… – засмеялся пастух.
Его не поняли. И он объяснил:
– Иван Атарщиков – мой прадед, воевал и пропал без вести здесь, в этих краях, в районе речки Голубой. Так в извещении было написано. А меня уж по нему назвали.
– Теперь ясно. До встречи.
Машина развернулась и покатила той же дорогой, откуда приехала. Молодой пастух, недолго поглядев ей вослед, принялся за дела привычные.
Рыжего кобчика он угостил припасенной ящеркой. Птица, усевшись на крышу вагончика, принялась терзать добычу.