Родная афганская пыль

Рамазанов Алескендер Энверович

«Маклеры в Ташкенте в 1985 году давали за чек два рубля, а в Москве – три с полтиной. Таксисты возле Тузеля борзели, суки. Возили за чеки один к одному. Знали, когда выплатной пункт закрыт, а у нас советских рублей не было. За двадцать чеков в военике билет на любой авиарейс, без проблем!»

«Как-то в Кундузе, в декабре восемьдесят первого, со скуки начали считать, во сколько Союзу обходится Афган. Народ грамотный: замполит батальона с нами. Конечно, по доступным источникам, примерно, но список получился длинный. А итог – убийственный, что-то около десяти миллионов рублей. По тем временам – астрономия, а не экономика!»

КАКИЕ

ЗНАЛ АФГАНСКИЕ СЛОВА

Поговорить и договориться с афганцем труда не составляло. В составе каждого подразделения (наземного) всегда служили таджики, узбеки или туркмены. Вот вам и переводчики. Летчикам не рекомендовалось общаться с местным населением ни на земле, ни тем более в воздухе, по вполне понятным причинам.

Официальные встречи, митинги, контакты с агентурой и допросы обеспечивали офицеры – выпускники факультетов восточных языков и спецпропагандисты из института Министерства обороны с языками дари, фарси, пушту и урду.

Афганцы (особенно дети и дукандоры) усваивали обиходный русский язык фантастически быстро. Не потому, «что им разговаривал Ленин». Продать, купить и доказать непричастность к душманам – вот причина.

Не сбросить со счетов изрядное число офицеров армии ДРА, учившихся в СССР в разные годы. Так что чаще говорили они с нами, чем мы с ними.

Ласковое – «чурка нерусская», в отношении лингвистических способностей, к афганцам не относилось. Нерусская – да. Но жители этой страны в массе своей владели двумя-тремя языками (дари и пушту – непременно); интеллигенция, в том числе и армейская, – свободно владела английским; многочисленное духовенство в разной степени – арабским языком.

«Вопросы языкознания» и страноведения для солдат решались, как и все в СССР, двумя подходами: командно-административным и «само нарастет». Первый заключался в распространении среди военнослужащих словариков с наиболее часто употребляемыми выражениями и брошюр, где описывались обычаи афганцев. Разумеется, выражения в основном были книжными, а традиции описывались чаще «салонные». Второй подход оказался успешнее. И вот что «наросло», коль через четверть века вспомнилось. (В нижеприведенном перечислении некоторые слова искажены, но смысл всегда был понятен.)

Аллах – бог. Джума – пятница. Дреш (дриш) – стой! Дриш, фаёри мекунам! – стой, стрелять буду! Шурави бурбухай – советский едет. Душманон нис! – врагов нет! Буру, бача! – уходи, пацан! Инджи бьё, бача – иди сюда, пацан.

Бакшиш – подарок, подачка. Биформайд ташшакор – большое спасибо. Эстме шома аст? – как тебя зовут? Мачта – мечеть. Кам-кам – чуть-чуть, немного. Чи, бача, сигар (гугер) аст? – что, пацан, сигареты (спички) есть? Нис, рафик, сигар нис – нет, товарищ, сигарет нет. Хоп (хуб), бача – хорошо, пацан. Бохо-бохо – кушать. Ту чан соло аст? – сколько тебе лет? Рафта – был. Кашук – ложка. Ман тро мегоям – я тебя вы…бу. Кери хар – ишачий член. Як дакике сабр кун – подойти через одну минуту. Бале (бали) – слушаю, да, понимаю (чаще в телефонном разговоре). Парванис – все равно, безразлично. Пайса нис – денег нет. Брим сайку – пойдем посмотрим. Шурави (шоурави) – советский. Китаб – книга. Дуст (дост, мн. достлар) – друг. Дукан – лавка, магазин. Кантин – небольшой магазин (в контейнере). Бисёр-бисёр – много-много. Чи аст? – что есть (что имеешь, в смысле – на продажу)? Контрол – предъяви, покажи, проверка, обыск, осмотр товара на качество. Чан пайса? – сколько денег (стоит)? Духтар – девочка. Ханум – жена. Хона – дом. Мехмонхона – гостиница, гостевая комната. Таёра, геликоптар – вертолет. Пико – пулемет ПК. Дашика – пулемет ДШК. Зур – хорошо, красиво. Дошман (душман) – враг, противник. Чарс – анаша (гашиш). Эпиум – опий. Дорухона – аптека. Барб – парикмахерская. Трафик – дорожная полиция. Саур – апрель. Кебоб – шашлык. Гушт – мясо (сырое). Балик – рыба. Хар – осел. Шароб – виноградный самогон. Дивана – безумный, сумасшедший. Майдон –

площадь, перрон аэропорта. Сарбоз, аскер – солдат. Чой – чай. Биринж – рис. Тупчи – пушка. Качал – картофель. Карам – капуста. Кабак – арбуз. Нон – хлеб. Бародар – брат.

Разумеется, специалист найдет здесь немало ошибок, но так запомнилась иностранная речь большинству ветеранов, с кем встречался автор. Из ста восьмидесяти опрошенных участников афганских событий никто не вспомнил, как звучали на дари или пушту слова: родина, молитва, мать, отец, смерть, жизнь, любовь, страх, отвага. Может быть, потому, что война высоких слов не любит. Тем более на чужом языке.

КАКИЕ ПЕСНИ ПЕЛ

Замечено: когда человек поет, то думать не может. Точнее, что-то из двух получится плохо.

Еще есть высокая правда в том, что «когда поют солдаты – спокойно дети спят».

Также один грузин гениально заметил, что война – это когда сначала убивают, а потом много пьют, плачут и поют жалобные песни. Но это он говорил о другой, гражданской, войне, через двадцать лет после Афгана, зажав автомат между ног, поскольку руки были заняты крышкой от солдатского котелка.

Увы, горе, водка и песни – неиссякаемый источник!

Поскольку на войне, как и в мирной жизни, композиторов намного меньше, чем поэтов, то в Афгане в самом начале пели стихи собственного сочинения на мотивы песен Гражданской, Великой Отечественной войны. В этом же смысле популярны были темы и мелодии известных бардов и «Машины времени».

О том, что голосили во время строевых смотров на пыльных плацах, рассказывать не стоит. Это были песни для строя. Взвейся-развейся, одним словом. С ними ни до, ни после боя – ни в п…ду, ни в Красную Армию.

Вот как, к примеру, с учетом времени и места звучала бессмертная «Военная баксанская» – кстати, до Великой Отечественной, мирная, лирическая песня, как и «Синий платочек»:

Вспомним, товарищ, мы Афганистан,Зарево пожарищ, крики мусульман…Вспомним, товарищ, как мы шли в ночи,Как бежали в страхе в горы басмачи,Как загрохотал твой грозный АКС,Вспомним, товарищ, вспомним, наконец.

Песнями для всех были «Кукушка», «Я в осеннем лесу», «Колокола», «Боевым награждается орденом» (помнится, все из фильмов). В начале восьмидесятых среди офицеров был популярен Городницкий: «…крокодилы, пальмы, баобабы и жена французского посла». Часто пели: «…узнают их по короткой стрижке, по костюмам типа балахон…» – отголосок доафганской жизни спецназа. Эта песня была калькой стихотворения М. Светлова «Ночь стоит у взорванного моста», где «звезды девятнадцатого года» заменялись на «звезды неродного небосвода», а «теплая полтавская погода» на «жаркая нерусская погода». Обязательно присутствовала: «Мы выходим на рассвете, над Баграмом (Кундузом, Кабулом, Гератом) дует ветер…» Споры о том, кому принадлежит оригинал, где ветер дует над Сахарой, не окончен и по сей день. Кто-то называет Киплинга, кто-то Шабуцкого или даже безымянных африканских советников. Известно только одно – песня вошла в походные репертуары в шестидесятых годах прошлого века.

Где-то в восемьдесят первом покатилось разухабистое «если хочешь есть варенье, не лови е…лом мух» и «ты минуты радости лови, синеглазый, милый шурави… там в горах гуляет злой душман, против русских точит ятаган». Помянем, что в начале восьмидесятых годов «афганские» песни, особенно группы «Каскад», изымали на таможне как идеологически невыдержанные. Да, впрочем, стоило таможеннику увидеть бобину, компакт-кассету, книгу или фото, как тут же, словно чертик из табакерки, возникал представитель особого отдела. И становилось тоскливо от его первых совсем простых вопросов.