Родная афганская пыль

Рамазанов Алескендер Энверович

«Самарканд – Ташкент, поездом, в тамбуре. Сопровождающий, сука, сэкономил на билетах! Потом Ташкент, какой аэродром, не помню, но не Тузель. Офицер каждому по две бутылки водки в мешок, и поехали за реку! Кабул: подали трап – две трубы – спускаться – кайф! Дембеля все с «отвагами» и «забезе», их крики: «Вешайтесь, «духи»!». Затем изъятие водки офицерами; кто же знал, что она может стоить до 50 чеков?!»

«Яркое солнце. Прозрачный воздух. Немного смутил вид солдат. Кто в чем. Но это на пересылке».

«В Ташкент прибыли на поезде. Шесть

человек из Павлодара. Добирались самостоятельно. В Авиагородке, где штаб воздушной армии, сразу двух немцев особый отдел отсеял. Потом Тузель. Поручили какому-то майору, его назначили старшим, а он орал, что мы ему на хрен не сдались за нас отвечать! Из Кабула, на Ми-6, в Баграм. Увидел с высоты Парванскую долину. После павлодарских степей раем показалась. Земляков сразу встретили. Казарма, столовая, баня. И песня, модная тогда: «Бай, бай-бай-бай-бай» – итальянцы. Дембеля одежду свою отдали. Мы-то прибыли со стоячими воротниками!»

«Когда вышли в Кабуле, ощущение непередаваемое. Все в касках, брониках с оружием – жуть. Да еще в горах шла перестрелка. Но потом все прошло».

«До Афгана довелось служить в Туркмении; солнцем, нищетой и «бабаями» не удивить. Но удивился сразу: вылез из Ан-26, а рядом человек пятьдесят аборигенов на асфальте сидят со связанными за спиной локтями, и наш узбек их охраняет. Пояснили, что так призывников у них перевозят».

«Перед посадкой на Ил-76 выдали по одному лезвию «Нева» на десять человек (у нас-то у всех электробритвы!): «Брейте яйца!» Со вшами так боролись. А лезвие после двух заходов как топор! До самого Чарикара зудело! А в части – ничего, нормально приняли, хоть нас и пугали в Баграме».

«Сто пятьдесят молодых десантников. Сейчас не могу сообразить, какая это была палатка (за пересылкой?), но мы, все сто пятьдесят, поместились. К вечеру зашли четверо «мобутовцев», попытались шмон устроить. Мы запустили, а назад их вынесли. Больше никто не приходил. А потом на «корову» – и в Гардез. Чего так дружно отпор дали? Сержант в Фергане научил. Как-то через наш строй караул рванулся, не по уставу. Мы-то прошли себе в столовую, а они остались лежать на асфальте без автоматов. Потом, конечно, отдали».

«Что помню из первого дня, меня самого удивляет. Присел в позе орла, одной рукой штаны держу, другой отмахиваюсь от тысяч мух, грызущих жопу. Вокруг горы пустых консервных банок – пересылка. Почему я запомнил именно это, не знаю».

«Сто сорок человек, друг к другу на плечи в «горбатый» странного цвета. Около часа полета, открывается рампа, и… дембеля с платочками «на подшивах» и напутствием: «Вешайтесь, «духи»!» Мы выходим – они заходят. «Горбатый», не глуша моторов, свечкой вверх!»

«Сели в Кабуле. Заночевали недалеко от «взлетки». Спали на шинелях, всех было 150 человек. Вечером было тепло, а к утру дали дубаря, пока солнце не встало. Утром съели весь сухпай и выпили всю воду из какого-то душа. К вечеру попали в часть».

«В ноябре в Кабуле, на пересылке, две недели кумарили. Ну и, конечно,

всех нас разграбили».

«Прилетели на Ту-134 в Кабул. Ночь на пересылке. Холодно. Дембеля шинели поотбирали. 2 ноября на «мамонте» в Гардез. Идем от «взлетки», представления еще союзные. А тут налетели: кто шапку снимает-меняет, кто сапоги смотрит, кто еще что. Оно понятно – дембелям в чем-то нужно уезжать».

«В штабе дивизии в первую минуту какой-то мудак наорал, даром, что полковник! Писарь фамилию неправильно записал и не исправил. Через двадцать лет аукнулось! А потом еще это завещание. «Кому, в случае смерти, отправить имущество?» Или как там было? А все остальное как у людей: свои встретили, накормили, напоили, даже хэбэ нашли, прибыл-то в полушерстяном обмундировании, в апреле!»

«Прилетели утром. Заменили дембелей, которые сразу в Союз, а вечером выставили меня на пост. Около семи вечера поднялся такой грохот, думаю: все, пи…ц, накрыли снарядами. В испуге лег на брюхо, смотрю по сторонам, а вокруг все ходят, как ни в чем не бывало. Оказалось, артполк из «градов» зеленку обрабатывал».

«В Кундуз прибыл утром, потом понял, как повезло, что кабульскую пересылку миновал, а вшей нахватал за два дня на ташкентской, там же всего наслушался. Устроили свои ребята быстро, а вечером повели в медсанбат к земляку. А в конце «взлетки» ящики рядами стояли. Пояснили – гробы здесь так упаковывают».

«Вечером заменщик проставлялся, я вливался (заняли на водку без сомнений, кстати), встал со всеми на «третий», а чувствую – не могу по-честному выпить, некого мне еще поминать. Плохая мысль, но была. Да ведь это поначалу…»

«Дембеля на пересылке сразу к нам приценились. А взять нечего. Все грязные, оборванные. Вертолеты пошли по кругу, стрельба, шары огненные летят. Думали, что началось! Не знали же, что это перед каждым взлетом транспортников».

«Кабульская пересылка. Весь день сидели в клубе, и весь день играло: «Я буду долго гнать велосипед».

«Август 1986-го. Из Кушки – на военный аэродром Мары. Заночевали, не было самолета. На оставшиеся рубли набрали хавчика, загрузились в самолет и давай все жрать… А когда самолет пошел на посадку по «серпантину», ладно что оглохли, так и хавчик у некоторых выскочил из желудков в пустые коробки от сухпайков».

«Летели на Ан-12. Масок кислородных на всех не хватало, поэтому дышали по очереди. Ночью в Кабуле продали ящики бачатам, купили чарсу и оттянулись. А утром в Джелалабад».

«Только приземлились, нас в столовую повели. После «диеты» полигона к макаронам с тушенкой по второму заходу пристраивались. Потом пятый угол на вертодроме искали, животы крутило».

«Едем с Джелалабадского аэродрома, а навстречу БМП с солдатами на броне: в кроссовках, в солнцезащитных очках… После Союза – жуть! Приехали, офицер говорит: «Вы остаетесь здесь, а вы завтра утречком вылетаете на «вертушке» в Асадабад и Митерлам. Через пару часов будете на месте… Если долетите. Гы-гы-гы!»