Родник пробивает камни
Шрифт:
Кораблинов крепко сжал в руке колючие стебельки роз, завернутые в целлофан, остановился у скамейки, крайней от входа в скверик со стороны площади. Отделившийся от бутона розы слегка поблекший, почти прозрачный лепесток вяло перевернулся в воздухе и упал на лакированный носок черного ботинка, Сергей Стратонович хотел поднять лепесток, но раздумал. Не решился нагнуться. При его высоком росте почти никто не замечает просвечивающую сквозь реденькую пелену седых волос лысину на макушке. А если нагнуться… Нет, нагибаться ему нельзя. С минуты на минуту должна прийти Светлана.
Заглядывая
Прошло еще несколько минут. Светлана не появлялась. «Неужели не придет?» — билась в голове тревожная мысль.
Встретившись взглядом с хитроватой улыбкой молоденькой женщины, просеменившей мимо (в ее летучем взгляде, который на какое-то мгновение задержался на Кораблинове, было столько лукавого злорадства, что Сергей Стратонович от смущения чуть не выронил из рук букетик роз), он почувствовал, как в нем начинает закипать смутное озлобление. На кого — не знал.
Чье-то легкое прикосновение к локтю левой руки заставило Сергея Стратоновича вздрогнуть. Он повернулся.
— Простите, Сергей Стратонович, я немного опоздала…
В голубоватом плаще, стройная и гибкая, как молодая озерная камышинка, она показалась Кораблинову необычайно красивой.
Мимо спешили прохожие. На лавочках сидели люди, неподалеку, на Садовом кольце, перед светофором, росло скопище машин. А высоко в небе, чуть не задевая шпиль высотного здания, плыли дымчатые, с розовой подпалинкой, облака. В какое-то мгновение все это потеряло смысл и свое значение. Кораблинов видел только большие, виноватые глаза Светланы, в глубине которых светилось искреннее восхищение.
— Я о вас так мало знаю, — сказал Кораблинов. — Расскажите о своем заводском народном театре. Я слышал, что руководителем у вас Корней Брылев.
Они на перекрестке перешли Садовую и направились в сторону площади Маяковского. Светлана, прижав от волнения к груди руки, принялась рассказывать о том, что она уже участвовала в пяти спектаклях, поставленных Брылевым, что, если она не поступит в этом году в институт, то провал этот будет для нее большим несчастьем, что все в семье ее живут одной тревогой и заботой о ее будущем… Не скрыла она также и энергичного вмешательства тетушки, которая со студенческих лет хорошо знает Сергея Стратоновича. Это она, Капитолина Алексеевна Хлыстикова, помогла ей встретиться с Кораблиновым.
При упоминании фамилии Хлыстиковой по лицу Кораблинова пробежали светлые
— И что же она говорила вам обо мне?
— Тетушка убедила меня, что вас нужно чем-то обязательно удивить и поразить… А я это не умею. А потом, она много и весело рассказывала о ваших… — Светлана замялась.
— О моих?.. Ну, что же вы не договариваете? — подбадривал ее Кораблинов, с каждой минутой открывая все новые и новые черты поразительного сходства Светланы с Капитолиной Хлыстиковой.
— О ваших странностях, — нерешительно ответила Светлана, и стыдливо опустила голову.
Сергей Стратонович громко расхохотался, не обращая внимания на прохожих, которые поворачивались в их сторону.
— А еще тетушка говорила, что вы не только талантливый и оригинальный человек, но и очень влиятельный в институте. Главное, как она сказала: вас нужно чем-то поразить.
Кораблинов снова расхохотался.
— Я вас отлично понимаю, — рассеянно проговорил Кораблинов. — Я подумал сейчас не о вас. Я подумал о другом. Ваша тетушка, Капитолина Хлыстикова, когда-то ее звали Капелькой, осталась такой же проказницей и сумасбродкой. — Сергей Стратонович покачал головой, с минуту помолчал, на ходу подлаживаясь к шагу Светланы.
Увлеченный воспоминанием юности, он вдруг принялся рассказывать о минувших студенческих годах. Одним из главных действующих лиц в этом рассказе была тетушка Светланы — Капелька Хлыстикова, которую кто-то из товарищей прозвал Психеей. Эту кличку припечатали так прочно, что и теперь, когда собираются старые друзья студенческих лет, то вспоминают не Капитолину Хлыстикову, а Психею.
На углу Садовой и улицы Горького, у выхода из метро «Маяковская», неведомо откуда вывернувшаяся цыганка так ловко и так неотразимо навязчиво всучила в руки Светланы цветы (называя при этом Сергея Стратоновича то красавчиком, то молодым и интересным), что сконфуженный и растерявшийся Кораблинов долго шарил по карманам, забыв, в какой из них он положил деньги. Самым страшным для него в эту минуту было не обнаружить денег. Он знал, что от привязчивой и нахальной цыганки можно ожидать всего. Чего доброго, возьмет да и пустит вдогонку такое, что одним словцом разорвет те ниточки задушевной беседы, которые незаметно теперь соединяли его со Светланой. Возьмет и обзовет жадным стариком!
Поспешно достав трехрублевую бумажку, которую цыганка чуть ли не выхватила из его рук, Кораблинов, не дожидаясь сдачи, поспешно увлек Светлану от торговки, упрямо норовившей всучить ей еще букет. Была у него давнишняя странность: он боялся цыганок-гадалок. Возьмет да и нагадает, что скоро помрешь. Тогда ходи и считай дни… А эта ко всему прочему могла опозорить одним словом.
Отойдя на несколько шагов от торговки, Кораблинов услышал брошенное ему вдогонку:
— Спасибо, красавчик! Исполнятся твои хлопоты…