Родовая магия

Layna

Я лишь рассеяно кивнул. В тот момент меня куда больше чем противостояние со Слизеринцами волновала предстоящая встреча с Темным Лордом. Великий Мерлин и Чаровница Моргана, как же мне было страшно! Последующие дни я метался между надеждой, ужасом и отчаянием. И злился. Постоянно злился — на все подряд: на дурацкий финальный ужин, на речь Дамблдора, на тугодумие Гойла и идиотизм Крэба, на Поттера, глотающего слезы за гриффиндорским столом, и старательно избегающего всех попыток его друзей поддержать его… Ну да, вроде я что-то слышал, что погибший в министерстве Сириус Блэк был его крестным. Неужели они знали друг друга? Неужели Поттер верил ему после того, как тот 12 лет отсидел в Азкабане за то, что предал его родителей? По-видимому, да, раз гриффиндорский очкарик так переживает его смерть. Тогда его вид все еще внушал мне неприязнь, и пробуждал застарелую обиду за отвергнутую

дружбу. Не знаю, во что бы все это вылилось, если бы не выходка Пэнси с приворотным зельем, которая несколько отвлекла меня от моих переживаний по поводу предстоящего столкновения со Злом. И все же это было ужасно — одно из самых отвратительных воспоминаний в моей жизни, даже и до сих пор. Очнуться от дурмана приворота — вообще ощущение не из приятных, но очнуться, чтобы обнаружит себя в постели с Пэнси! ТАКОГО я бы даже Поттеру — да что там, самому Волдеморту не пожелал бы. Как же я потом радовался, что это не был мой первый опыт! Первый опыт был после пятнадцатилетия, летом перед пятым курсом. Отец несколько раз специально возил меня в подходящие заведения — и в Лондоне, и в Париже, где меня научили всему, что каждый уважающий себя (и партнершу) маг должен уметь делать в постели. Как же я теперь был ему за это благодарен! Ведь если бы не это…

Да, глядя правде в глаза — если бы не это, то ночь с Паркинсон вполне могла отбить у меня всякое желание встречаться с девушками. Ну, может не насовсем. Встречаться с парнями для меня было неприемлемо — еще тогда же, в одном из веселых домов в Париже, отец настоял, чтобы я попробовал побывать в постели с парнем, чтобы выяснить, не гей ли я. Мда, меня хватило ровно на полтора поцелуя, — после чего я позорно сбежал в ванную, и минут пятнадцать обнимался с унитазом, а потом еще двадцать чистил зубы. Впрочем, отец остался этим фактом страшно доволен, хотя многие не видят в гомосексуальных отношениях ничего дурного. В кодексах многих семей они даже разрешены, при условии, что маг находит способ обеспечить род прямым наследником. В общем, я четко уяснил, что это не для меня, и на этом успокоился.

Справедливости ради, стоит признать, что сам процесс секса с Пэнси я не помню. То есть, я помню, что это было — но вот свои ощущения вспомнить не могу. Помню только свой ужас и отвращение, когда чары развеялись, и я понял что происходит. Нет, может, кто-то и найдет Паркинсон привлекательной, не спорю, — вот Крэб, например, сохнет по ней с третьего курса. Но не я. Помню, осознав, что произошло, я пулей вылетел из кровати и часа два проторчал в ванной, стоя под самым горячим душем, какой только мог выдержать. К счастью для нее, Пэнси хватило ума за это время убраться прочь, и, к счастью для меня, я даже под действием зелья не забыл то, чему меня учили, и воспользовался контрацептивными чарами. В общем, все кончилось благополучно, не считая того, что я заработал одно из самых отвратительных воспоминаний в жизни, а Пэнси — разбитое сердце.

И как будто этого мало, следом я получил и второе самое отвратительное воспоминание в жизни — когда чтобы хоть что-что выплеснуть злость на Поттера из-за того, что его выходки поставили меня в такую сложную ситуацию — отец в Азкабане, а мне предстоит ВЫКИНУТЬ из своего дома ТЕМНОГО ЛОРДА, при этом воспользовавшись узами В ПЕРВЫЙ РАЗ В ЖИЗНИ!!! Ну да, признаю — идея устроить Поттеру засаду была не блестящей — а впрочем, надо сказать спасибо, что она вообще была — как я соображал тогда, не знаю. Ну да, еще я помнил, что было после четвертого курса — близнецы Уизли постарались на славу, отец чуть с ума не сошел, когда мы прибыли. Грозился засудить и их, и их папашу, однако формально предъявить им ничего не мог — жизнь моя не была под угрозой, да и, по правде говоря, удалялись все последствия за пять минут элементарными средствами. На сей раз заклятия были попротивнее и посерьезнее, однако умница Блейз справилась за пару минут, и привела нас в божеский вид.

Слава Мерлину, хоть за нее я мог не волноваться, — она, не заезжая домой, уезжала к матери, в Бразилию. Очередной отчим, бразильский дон, владелец обширного поместья, оказался на удивление порядочным человеком, и непременно желал познакомиться с чадом обожаемой супруги. Как ни странно, но продержался он дольше остальных — жив до сих пор, насколько мне известно. Впрочем, судя по рассказам Блейз, видимо, ее матушка нашла в нем то, что давно искала — с нее он пылинки сдувает, поместье у него просто великолепное, да и материальное положение не из последних.

В общем, попрощавшись, Блейз с матерью, которая, как ни странно, встречала ее на вокзале, сразу отправились в Международный Каминный

узел, чтобы уехать в Бразилию, а меня забрала Нарцисса. Я, признаться, думал, что с вокзала мы отправимся домой, однако мать потащила меня в какую-то крохотную гостиницу на отшибе маленького городка, названия которого я не запомнил, расположенного где-то посередине пути между Лондоном и Малфой-Манором. Там у меня была возможность умыться и более-менее оправиться от превращения.

Да-а, это говорило о многом — и в первую очередь о том, что в Маноре теперь небезопасно до такой степени, что я не могу позволить себе ни малейшего проявления слабости. Умываясь перед зеркалом в крохотной ванной, я провел влажной ладонью по волосам, откидывая челку со лба, и замер.

Вот примерно такую прическу я носил в детстве — зализанную со всех сторон, залитую гелем так, что даже в самый сильный ветер из нее не выбивалось ни волоска. Ничего не поделаешь, традиции… Я все мечтал, что когда войду в подростковый возраст, смогу отрастить волосы, чтобы быть похожим на отца. Но реальность оказалась не так благосклонна. В тринадцать лет мои волосы отросли почти до плеч, и приехав домой, я в первое же утро, помыв голову, встал перед зеркалом, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть, и буду ли я похож на Люциуса.

Это была катастрофа. Мало того, что пока я переодевался, волосы постоянно путались, лезли повсюду, падали на лицо и в глаза, и когда я закончил, были всклокочены не хуже Поттеровских. Расчесав их, я наконец отважился посмотреть на себя…. И пришел в ужас. Из зеркала на меня смотрело непонятное существо — не то мальчик, не то девочка. Мягкие платиновые локоны, гладкие и шелковистые, красиво обрамляли лицо, но если надеть на меня платье и повесить в уши сережки, можно смело отправляться на бал дебютанток! Чуть ли не взвизгнув от гнева, я кинулся к матери, и потребовал, чтобы мне сегодня же — нет, сейчас, вот сию минуту привели парикмахера, и сделали какую угодно, самую модную и красивую КОРОТКУЮ МУЖСКУЮ стрижку! К счастью, Нарцисса не была слепой и моментально уяснила суть проблемы. Через полчаса ее личный стилист уже суетился вокруг меня, одну за другой накладывая на мою растрепанную голову чары иллюзии, предлагая разные варианты стрижек — однако все они чем-то не нравились то мне, то Нарциссе. Наконец уставший стилист еще раз взмахнул палочкой — иллюзорные волосы, разделившись на прямой пробор, упали чуть более длинными прядями на лоб, сзади по затылку стали совсем короткими, а сверху немного длиннее, чуточку не доставая ушей. Нарцисса нахмурилась.

— По-моему, такое носят даже маглы, — недовольно сказал она съежившемуся от страха стилисту. А я разглядывал свое отражение, и понимал, что, пожалуй, этот вариант мне нравится больше, чем все предыдущие. Стрижка мне шла, делая как-то одновременно раскованнее и старше. В зеркале отражался уже не ребенок, а молодой паренек. Ну что ж, если мне не суждено походить на отца, то, по крайней мере, я не буду выглядеть как девчонка!

— Мне нравится, — сказал я, и мать изумленно замолчала. Стилист, обрадованный успехом, взялся за работу. К тому времени, как отец вернулся из Министерства, с работы, я уже успел даже слегка привыкнуть к своему новому виду, и даже мать признала, что новая стрижка мне чудо как идет. Блейз, со свойственной ей иронией, фыркнула, что я «взялся за ум», и даже отец, после нескольких минут разглядывания моей головы, остался доволен.

Перед тем как мы покинули гостиницу, мать, коснувшись палочкой моего плеча, быстро прошептала что-то на латыни — как выяснилось, формулу одобрения, позволяющую мне, как наследнику, воспользоваться магией Манора. Все бы хорошо, знать бы еще, с чем ее едят, эту магию…

Дела дома обстояли еще хуже, чем я мог себе представить. То, о чем говорил крестный, не передавало и десятой доли того, что на самом деле творилось в Маноре! Чего стоил Макнейр, топчущий кованными сапожищами персидский ковер, или Грейбэк, разваливший свою немытую годами тушу в любимом кресте Люциуса! Мамин коллекционный фарфор, предназначавшийся для украшения, а не для использования, — выставленный на столе, покрытый потеками и остатками пищи. Половина предметов потрескались, часть была разбита, и осколки устилали пол столовой, вперемешку с окурками и просто распотрошенными сигарами. Части оружия из коллекции на стене недоставало, некоторых картин — тоже… Грязное ничтожество Хвост, выскользнувший из моей лаборатории с грязным пузырьком в руке и связкой сушеных саламандровых хвостов в другой! За разоренную лабораторию, куда даже отец входил только с моего согласия, мне стало обидно до слез — чуть ли не больше, чем за весь остальной дом! Нарцисса успокаивающе сжала мою руку.