Родственные души в Сеуле
Шрифт:
– Пока, – говорю я в пустоту. Манжетой толстовки вытираю шоколадное пятно с экрана телефона. Разглядываю след на ткани и собираюсь его облизать. Может быть, позже.
Я снова в изнеможении падаю на кровать.
В мою комнату врывается мама и раздвигает шторы, ослепляя меня солнечным светом. Мои глаза, мои глаза!
– Ладно, Ханна, пора вставать. Почему шторы задернуты? Здесь плохо пахнет. Ты уже принимала душ?
– Мама, пожалуйста, разве ты не видишь, что я хочу побыть одна? Мне нужно время, чтобы оклематься, – ною я.
– Ага, валяться в темноте, есть
– Мама, у меня такая стадия.
– Какая стадия? Тратить жизнь впустую? Ханна, вы с Нейтом встречались недолго. Порция кимчи, которую я приготовила, еще даже не успела закваситься. – Моей маме только дай возможность сравнить длительность отношений со временем брожения кимчи. – А теперь встань и уберись в своей комнате. Нам нужно успеть в церковь, начинается регистрация преподавателей каникулярной библейской школы.
Мама не может взять в толк, что только из-за того, что мы с Нейтом расстались, у меня не освободилось внезапно все лето и я вовсе не горю желанием преподавать в библейской школе кучке голосящих младшеклассников. Я ненавидела начальную школу.
– Ну, мне это неинтересно. У меня другие планы, – вру я. А что, в конце концов, мне никто не запретит поехать в лагерь спасателей. Хотя я могу и умереть, видя, как загорелый Нейт в шортах демонстрирует свои мускулы, и зная, что он меня не хочет.
Но, пожалуй, преподавание в каникулярной библейской школе грозит мне более мучительной смертью.
– Ханна, либо библейская школа, либо ты записываешься в хагвон [2] , чтобы подготовиться к колледжу.
– Но у меня стажировка, – напоминаю я. Я не раз использовала эту стажировку как предлог, когда хотела от чего-то отказаться. И хотя она всего раз в неделю по два часа (я помогаю иммунологу), мама считает, что это верный путь в медицинский институт. Возможно, она не ошибается.
2
Коммерческий частный институт, академия или школа.
– Ты можешь совмещать одно с другим. Занятия в библейской школе по утрам. И разве твоя стажировка не только по понедельникам после обеда?
Спалили.
Я зарываюсь лицом в подушку.
– Уйди, пожалуйста, – прошу я.
Я чувствую, как прогибается кровать, когда мама подходит и садится рядом. Она легонько похлопывает меня по спине.
– Ханна, ты лучше, чем этот американский мальчик-нехристианин. – Голос у нее подозрительно добрый.
– Ты не понимаешь, мама. – Я хочу сказать, что нравилась ему. Но, может быть, теперь уже не нравлюсь. Я знала, что должна была поймать волну BTS, когда все от них тащились. Просто я думала, что K-pop и корейские дорамы «им» нравились, потому что они корейские корейцы, а не американцы корейского происхождения, и уж точно не настоящие американцы. Где я была, когда тренды так быстро изменились? Теперь я как будто смотрю на мир снаружи. А Нейт определенно внутри.
– Что тут понимать? Ханна,
Приехали.
Я приподнимаюсь и готовлюсь к тому, что моя мать попытается свести меня с новым «хорошим мальчиком-христианином» из нашей корейской церкви. Будет ли это Тимоти Чон, потому что он прекрасен во всех отношениях и играет на скрипке? Или это будет Джошуа Ли, потому что он прекрасен во всех отношениях и водит BMW? Нет, нет, это должен быть Эллиот Пак, потому что он прекрасен во всех отношениях и досрочно поступил в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.
– Но давай не будем сейчас беспокоиться о бойфрендах. Я сообщу тебе отличную новость, а потом мы пойдем в церковь.
Погоди, это все? Ты даже не представишь мне на рассмотрение резюме какого-нибудь нового корейского парня? Это ловушка? Что-то здесь не так. Я пребываю в ожидании неприятного события.
– И что это за отличная новость, мам? – Я медленно поворачиваю голову и смотрю на мать, сдвинув брови и пристально рассматривая ее лицо. Макияж идеален, брови подведены поверх микроблейдинга, кожа благодаря новейшему корейскому кушону влажная, точно от росы, а губы накрашены на два тона темнее лососево-розового. Ее можно принять за мою сестру.
– Видишь ли, когда твои папа с сестрой уехали, у нас появилось столько свободного места…
Когда моего отца перевели по работе в Сингапур, а сестра уехала в Бостон ради своей карьеры, дом совсем опустел. Не говоря уже о том, что мама чаще бывает в церкви, чем дома.
Однако лето мы всегда проводили вместе. Лето – семейное время.
– Они ведь приедут сюда на Четвертое июля, – говорю я, стараясь подавить вопросительную интонацию.
– Конечно, – как-то нетвердо отвечает она. – Но у нас еще есть место для гостей.
– Каких гостей?
– Ну, на днях я разговаривала с подружкой…
Что-то здесь явно нечисто.
– Мама, – медленно произношу я, – что ты натворила?
– Угадай, кто приедет в наш город прямиком из Кореи и проведет с нами лето? – восклицает она, сцепляя руки.
О, нет!
– Моя лучшая подруга, миссис Ким. И ее семья!
Нет, нет, нет.
Мне тяжело дышать.
Джейкоб Ким.
Спустя столько лет.
Я открываю рот: хочется кричать от ужаса, но мама поднимает меня с кровати и заключает в крепкие объятия.
– Приедет моя лучшая подруга и привезет с собой своего замечательного сына Джейкоба и прекрасную дочь Джин Хи. Наш дом наполнится смехом и радостью!
У нас же тут вроде не больница. Я смеюсь. Я радуюсь.
– Я могу готовить корейскую еду, и мы будем обедать всей компанией, – говорит мама. Говорит так, будто я никогда не ем ее стряпню. Да, мне не нравится корейская еда на завтрак, обед и ужин каждый день, а она ничего другого и не готовит.
Мама выпускает меня из объятий, но хватает за руки и встряхивает. Я обмякла от шока, и меня болтает, как куклу.