Родственные души
Шрифт:
Потоптавшись на месте, Брук решительно повернулась к Джеку:
– Я не была знакома с сестрами до шести лет. Я приемная дочь.
Слова слетели с губ сами собой. Злость внезапно исчезла, ее сменили другие эмоции, которые она ненавидела еще больше. Грусть. Ощущение одиночества. Она не стыдилась того, что не родная своим родителям, но не любила об этом говорить. Люди сразу начинали задавать вопросы, а отвечать на них неприятно.
Джек ни о чем не спросил.
– Ты меня не слушаешь?
– Слушаю.
– И ни о чем не хочешь спросить?
– Нет. Если только ты сама не
Брук была убеждена, что Джек лишен чуткости, несмотря на то что он помог ей справиться с эмоциями в тот вечер на пляже, а сегодня забраться на этот чертов мост. И то, что он до сих пор стоит рядом и развлекает ее разговорами, тоже ничего не значит. Он эгоистичен и самоуверен. Предложил дружбу, а сам даже не позвонил. У нее есть причины злиться на него.
Сжав пальцами перила, она опять взглянула на небо. Джек придвинулся ближе и оперся локтями на поручень. Он смотрел куда-то вперед, Брук не могла понять куда. Так они стояли несколько минут молча, не обменявшись даже взглядами.
В какой-то момент у нее появилось желание поделиться с ним своей печалью. Рассказать, что очень скучает по сестрам, устала от одиночества. Он больше остальных проявлял к ней внимание, видимо, поэтому хочется открыться именно ему. И чтобы эти минуты принадлежали только им, даже если этот случай будет единственным. Скорее всего, так оно и есть. Пройдет несколько дней, и они расстанутся навсегда. Она может спокойно во всем признаться.
– Родители удочерили меня, когда мне было пять лет. Из прежней жизни я помню немного, пожалуй, лишь то, что сидела в шкафу. За мной присматривала пожилая дама миссис Эдвардс, она умоляла меня вылезти из шкафа, но я ее терпеть не могла и не слушалась. Оглядываясь назад, понимаю: она была очень милой и доброй, но я ее ненавидела. Потому и пряталась в шкафу.
Джек по-прежнему молчал. Брук перевела взгляд на океан.
– Однажды вечером она спросила, буду ли я морковь на ужин. Я начала дико кричать: дескать, не хочу морковь, не хочу. Только это я и помню. «Не хочу морковь!» Я была очень рассержена.
Брук попыталась улыбнуться. Сейчас воспоминания казались нелепыми. Тем не менее улыбка сама собой сползла с лица, как она ни силилась растянуть губы. Это несмешно. Даже много лет спустя она думает о тех днях с грустью.
Брук вздохнула, стараясь протолкнуть вниз поднимающийся к горлу комок. Как же давно это было. Ее крики, ненависть.
– Миссис Эдвардс обожала статуэтки фарфоровых кошек. Они были повсюду. Я начала собирать их и выбрасывать. Сначала разбивала. Она меня поймала и попыталась наказать, но я вырывалась, бросила в нее кошку и попала в голову. Крови было так много, казалось, она повсюду. До сих пор хорошо помню эту кровь.
Джек не издал ни звука. Удивительно, но его молчание успокаивало.
– Потом я переехала в дом, где жили два мальчика. Даже не вспомню их имена. Они, конечно, были недовольны моим появлением и быстро-быстро уезжали подальше от меня на своих велосипедах. Дразнили меня, придумывали гадкие прозвища. Чокнутая, подкидыш.
Джек выпрямился и наконец повернулся к ней. Брук опустила голову.
– Однажды они стали кидаться в меня камнями и очень разозлили. Я взяла самый
Сердце сжалось так сильно, что стало трудно дышать. Те мальчики ее ненавидели, говорили, что ее папа не захотел иметь такую дочь, потому что она страшная, а мама отказалась от нее, потому что она ничего не умеет.
– Конечно, мне не стоило так поступать. Но я тогда очень разозлилась.
– Брук.
Джек произнес ее имя мягко и нежно, не так, как раньше.
А Брук думала о тех мальчиках. Они никогда не разрешали ей играть с ними, говорили, что с девчонками не дружат. У нее часто возникало желание убить их, тогда она убегала подальше и злилась на всех на свете.
– Брук, тогда ты была ребенком.
Она покачала головой. Она понимала, что делает, несмотря на возраст, просто хотела ударить их, сделать больно, чтобы они поняли, что чувствует она. Ей до сих пор больно. К горлу подкатил комок. Сглотнув, Брук запрокинула голову, чтобы не расплакаться. Не стоит лить слезы. Только не по этому поводу. И не сейчас, на глазах у Джека.
– Брук.
Он коснулся ее руки, она чуть не вздрогнула от неожиданности. Его прикосновения стали совсем другими, не такими требовательными, как тем вечером. Нежными, успокаивающими. Она вдохнула полной грудью и посмотрела ему в глаза. Он смотрел на нее обеспокоенно. Брук показалось, что сердце ее остановилось.
– Нет ничего противоестественного в том, что человек злится, когда его обижают.
Сердце забилось вновь. Она не могла представить, что он будет смотреть на нее с таким участием, сможет одной фразой заставить отвлечься от неприятных воспоминаний и переключиться на настоящее.
– Гнев плохой помощник в решении проблем.
Брук перевела взгляд. Удивительно, Джек – и вдруг какие-то чувства.
– Я была зла на них и хотела сделать больно.
– А злилась потому, что они сделали больно тебе. Я не говорю, что в таких случаях надо обязательно швырять в людей камни.
Он не моргая смотрел ей в глаза. В этот момент невозможно было понять, о чем он думает, очевидно, в его голове крутились мысли. Ее слова взволновали его, и это казалось поразительным.
– Иногда человеку нужно злиться. Надо дать понять людям, что тебе не нравится, когда они так поступают, тебе неприятно, и ты ждешь помощи. Только представь: если бы ты не злилась, никогда бы не познакомилась с сестрами.
В голове Брук до сих пор звучали обидные прозвища, которыми награждали ее те два мальчика, перед глазами мелькали картины окровавленного лица пожилой дамы и упавшего в грязь ребенка с пробитой головой. Такое случалось, когда ей было особенно грустно и одиноко. Как правило, болезненные воспоминания исчезали быстро благодаря вниманию и заботе сестер, их поддержке, любви, доброте. Брук осознавала, какое это счастье – иметь близких людей, зная, что такое жить без любви, в хаосе и тьме.
– Гнев не всегда плох. Нам надо иногда испытывать отрицательные эмоции, чтобы понимать, что нам не нравится. Точно так же нам необходимо порой грустить, чтобы больше ценить моменты счастья. Тебе не стоит бояться себя.