Рог Изобилия (сборник)
Шрифт:
Боком выбрался дед Васькин вперед, горестно махнул рукой. Колени его ходили, на щеке сияла слеза.
— Не усмотрел, — простонал он. — Не уследил за внучонком. Зрение уж не то, что было, на аршин в землю. Конец, значит, вахте.
Нет, не таких слабых, пропащих слов ждал от него народ. Надежды все ждали от предводителя, как матросы от капитана в шторм. И старик почувствовал общий взгляд — сейчас или никогда! Последним напряжением воли на сотни вольт, аж заскрипело волокно костенеющих членов, унял он биение колен, на которых никогда не стоял, согнал пелену с глаз долой, глотнул живительного воздуха, бросил пятерню вперед и, как в прежние времена, отрубил:
— По
КОЛЛЕГА — Я НАЗВАЛ ЕГО ТАК
Гремит будильник… Я открываю глаза, полный надежд, что часы идут на час вперед. Но нет, мой второй будильник показывает тоже семь.
Второй будильник появился после того, как я окончательно понял, что одним меня не разбудишь. Пришел момент, когда показалось, что недостаточно и трех. А дальше?
Просыпаясь, я чувствую себя еще довольно свежим. Полным сил. Но несколько минут борьбы с мучительным желанием сна, и я встаю изрядно помятым, мечтающим об одном: снова в постель! Что делать! Научная работа оставляла для отдыха все меньше и меньше времени.
Нет, дело вовсе не в какой-нибудь непомерности моего честолюбия, не в том, что по ночам мне снятся лавры великих. Ах, мне снится другое! Даже дворники моих снов бормочут формулы, подметая мостовые моих снов.
Ведь если не хочешь отставать от тех, кто задает тон в науке, нужно не меньше их и работать. Так что виноваты они, великие. А спят они — ох, мало же они спят!
Помнится, именно третий будильник заставил меня крепко задуматься надо всем этим.
«Вот ты, взрослый человек, — говорил я сам себе, — автор разнообразнейших открытий, изобретатель. Неужели ты ничего не можешь поделать с этим унизительным, недостойным, а порой и просто аморальным состоянием, именуемым сном? Во сне вас может переехать грузовик, побить кучка распоясавшихся хулиганов. Вас вышвырнут с десятого этажа, плюнут в лицо, незаслуженно вынесут выговор. А вы? Проснетесь, утретесь полотенцем — и как ни в чем не бывало. А кому жаловаться?»
Эти мысли угнетали меня (одного ли меня?), но за дело я взялся лишь после того, как начал просыпаться одетым. Это уж было ни на что не похоже. Тогда я решился…
Электросон, гравитациосон, радиосон, соноплоскостопия — эти мощные, планово развивающиеся направления, конечно, рано или поздно приведут к успеху. К абсолютному избавлению от сна. Сделают его принципиально ненужным. Многочисленные сотрудники гигантских лабораторий, авторы нашумевших диссертаций, брошенные на развитие этих направлений, ни на секунду не сомневаются, что через каких-нибудь три-четыре десятка лет их труд даст о себе знать.
Известное дело, для вечности, из которой мы появляемся и в которой же исчезаем, этот срок мгновение. Время взмаха ресниц. Для меня же это мгновение, простите, лучший кусок творческой жизни. Ждать некогда, ресницы того и гляди сомкнутся. И уж если наука не готова дать мне абсолютный заменитель, то за частичный заменитель сна берусь я сам!
Эквивалент, биологический эквивалент — вот что следовало искать. Пусть некто спит вместо меня, пусть результаты процессов охваченного спячкой мозга идут своим ходом, снимаются специальным приемником, как снимаются адаптером мелодии с пластинок, и через трансформирующее устройство в очищенном виде передаются моему бодрствующему, наполненному размышлениями мозгу. Этот вкратце изложенный план целиком завладел моим воображением.
Итак, эквивалент, адаптер. Проблема чисто техническая, а потому и решаемая техническими средствами. С ранних лет паяльник не дрожал в моих руках. В детском
(Помните этот фотоконкурс «Время отпусков» — над вымытыми тротуарами парит утренний полумрак, кругом ни души. Спешит домой одинокий гуляка, галстук набок, на плечах пиджак. А на асфальтах необъятной магистрали плотный, расплывшийся на скоростях поток чемоданов и сундуков. Вылетающие из переулков саквояжи. Затертый большегрузными корзинами одинокий портфель перед красным светофором. Зябко вздрагивает опоздавший мешок. Перрон. Огоньки уходящего поезда. Через час по магистрали с ревом промчатся первые автомобили, и уж тогда вряд ли кто решится выпустить самоуправляемый груз. А пока спешите, мчите стремглав, саквояжи и сундуки, авоськи и портфельчики. Время отпусков, время отпусков!)
Техническая сторона вопроса не беспокоила меня. Опасаться приходилось за другое — за донора сна, личность, отдавшую бы свое время под мой сон, как другие отдают кровь нуждающимся в ней. В наше-то время, когда за минуту простоя у прилавка покупателю выплачивают десятую часть стоимости покупки, когда секунда конвейерной установки — автомобиль, час машинного времени — фундаментальное открытие в математике!
Конечно, подыскать в этих условиях человека, пожелавшего бы спать и за себя и за меня, было делом нелегким. Круг моих знакомых ограничивался людьми науки, рассеянными, милыми людьми, вся мягкость которых превращается в гранит, как только ситуация подталкивает их на лишний час сна.
«Может, броситься в ноги к энтузиасту? — мелькнуло у меня. — Энтузиаст поймет…»
Несколько прямых, откровенных разговоров с энтузиастами привели меня к твердой уверенности, что с ними тоже не сговоришься. Оказалось, что каждый из них сам по себе набит первоклассными замыслами, успевай только осуществлять. Поговорив со мной пять-десять минут, они впадали в красивую разновидность созерцательности, кивали головами (не мне, уже в такт своим мыслям), барабанили пальцами по столу.
— Ха-арошая мысль, — нараспев хвалили они, — надо осуществлять, надо осуществлять! — И, торопливо собравшись, куда-то уходили. Куда они убегали? Осуществлять мою идею?!
Да, нужный человек должен был быть несколько иным, иного, так сказать, плана. С отклонением от нормы. Короче, такой, чтобы было ему все равно: спать или заниматься чем другим. Но именно таких я и не знал.
Жизнь вечерней улицы — загадка! Слоняясь вдоль ярких витрин, я пытался разгадать ее. Тщетно. Кинотеатры, универмаги, стоянки такси не дали мне ничего. Однажды, уже теряя веру в успех, я зашел в помещение, называемое пивным залом. Прямо у входа за столиком в единственном числе восседал мужчина, в его правой татуированной руке дрожал бокал с жидкостью, скорее всего алкогольных свойств. Он оглядывался по сторонам.
— Жизнь — копейка! — отчаянно выкрикнул он. Ему требовался собеседник.
Так, так. У меня молниеносно созрел план. Через секунду я уже сидел рядом с ним.
— Пей! — Он двинул фужер ко мне, плеснув на скатерть. В носу у меня густо защекотало от спиртного запаха. (Я знал его, этот запах. Спиртом я чищу детали, обезжириваю их. В обмен на старые флаконы его выдают в пунктах химической профилактики.)
— Непьющий, — ответил я, придавая голосу сочувственные интонации, — вот разве так, о жизни поговорить…