Рогнеда. Книга 1
Шрифт:
— Где? — Хан пнул ногой обнаженную голову.
— Там! — Сотник махнул рукой себе за спину.
Хан переступил через лежащего воина, прошел к месту, где содержали пленника. Увидел мертвого воина с перерезанным горлом. От злости у Каюма заходили желваки. Страшно посмотрел на сотника.
— А его, — кивнул на мертвеца, — тоже духи леса зарезали?
Сотник упал на колени, проговорил чуть слышно:
— Прости, недоглядел.
— Ты заслуживаешь смерти. — Хан смерил воина презрительным взглядом. — Ты забыл, что мы находимся в походе и все подчиняемся единому
Каюм шевельнул пальцами, клинок рассек воздух и обезглавленный сотник свалился в траву.
Немного успокоенный хан вернулся в центр становища. «Казнь пойдет на пользу воинам», — подумал, усевшись на седло. Тем злее будут, когда пойдут на штурм города. А русса жаль. Так хотелось преподнести его в дар… Но ничего, боги все решают за нас, значит, так надо было. Если штурм удастся, то там они наберут новых полоняников и вернутся домой героями, о которых еще долго будут слагать легенды.
Когда стало смеркаться, вернулся посланный на разведку воин. Он был в пыли с головы до ног, и только глаза лихорадочно блестели, выдавая нетерпение.
— Какие вести принес своему хану?
— Я исполнил все, что ты велел! — Воин вздохнул, успокаиваясь, и начал рассказывать: — Городок, что лежит перед нами, небольшой и стены в нем невеликие, а местами и худые. Долго я наблюдал, как входили и выходили из него воины и жители. Селян было больше, и я думаю, что людей там немного… — он осекся своей дерзости, взглянул на хана.
— Продолжай! — Каюм сцепил пальцы на животе.
— В город ведут две дороги. Если перекрыть обе, то гарнизону будет некуда деваться. Они окажутся запертыми и легко лягут под наши мечи. — Воин замолчал.
— Сколько воинов ты насчитал у руссов?
— Тридцать десятков, хан. Да жителей десятков пять.
Каюм откинул в сторону валявшиеся под ногами сухие ветки, велел воину:
— Начертай то, что видел.
Воин взял в руки перо с косо притупленным наконечником из тонкого тростника, примерился и начал выводить рисунок. Временами он поднимал глаза к небу, беззвучно шептал, шевеля губами и вспоминая виденное. Каюм внимательно следил. Ни один раз рука у него не дрогнула. Значит, прав оказался хан, выбрав этого востроглазого воина в разведчики. Подметил все точно. Закончив, склонил голову.
— Это все, что я видел.
Каюм задумался. Воинов у руссов меньше, чем у него. Это хорошо. Но они сидят за стенами и много положат его богатырей, прежде чем откроют ворота. Это плохо. У него нет ни приставных лестниц, ни стенобитных орудий, чтоб разломать эти стены. Но у него пять сотен славных бахадуров, озверевших от бездействия и жаждущих крови. Они готовы идти за ним, куда он ни пожелает. Это хорошо. Тогда надо брать хитростью. В этом — единственная его удача.
Прервав размышления, Каюм велел сторожевому воину подозвать сотников. Когда все собрались, он встал, обошел место, где был начертан рисунок.
— Сегодня на рассвете мы пойдем на приступ крепости руссов. Взяв ее, вернемся домой еще с одной победой и полными сумами золота.
Сотники заулыбались. Бездействие
— Ты, мой храбрый Абубекир, со своей сотней перережешь вот эту дорогу… — Суковатая палка упала позади рисунка. — А ты, Баубек, встанешь вот здесь… — Острая ветка прочертила черту на песке. — Руссы будут заперты, словно в мешке. Вы начнете закидывать их горящими стрелами. И тогда я, во главе трех сотен, пойду на штурм. Я думаю, долго они не продержатся, и через малое время мы отпразднуем победу. Выступаем на рассвете, когда сон у руссов будет наиболее крепок. Готовьте воинов. Боги не оставят нас.
Боярин Василий вместе с Михалко долго пробирались окольными тропами, прежде чем выбрались на проезжую дорогу. Василий совершенно потерял ориентацию, в которую сторону идти.
— Где городок тот? — спросил у немого.
Михалко, недолго думая, махнул рукой.
— Ну, веди тогда. Нечего тут стоять.
Сил у обоих оставалось чуть и, если бы не близкая опасность, то легли бы прямо тут, у дороги, и заснули, позабыв обо всем. Но шли, стараясь быстрее достичь городских стен.
До рассвета оставалось совсем немного, когда вдали замаячили городские стены. Михалко, а за ним и Василий прибавили шагу. Вскоре уперлись в ворота.
Крепость эта была построена давно, минуло тому уже почти пять десятков лет. Одолели о ту пору степняки, вот и повелел Великий князь Василий Темный, прадед нынешнего царя, построить такие малые крепостцы на всей протяженности границы с Дикой степью. Возвели их быстро и в каждой посадили крепкий гарнизон, да головастого воеводу поставили во главе. Время шло, Московское княжество набирало силу и крепло. Менялись государи, и про крепостцы эти стали забывать. Не до них было, других дел в государстве хватало. Да и степняки вроде поутихли.
Воинов в гарнизонах менять перестали, да и сама крепость начала приходить в упадок. Прохудились стены, обвисли ворота, ров, когда-то опоясывающий стены, почти доверху заполнился разным мусором. Воеводы, должные следить за порядком и надежностью городских стен, давно на все рукой махнули и чувствовали себя здесь, на краю Руси, удельными князьями. Воины и немногочисленные жители за столько времени прикипели к этому месту, обзавелись семьями, дети пошли, затем внуки. Так и жили, с божьей помощью обороняясь от иногда случавшихся набегов. Да и сами делали вылазки в Степь, тревожили ханские юрты.
Нынешний воевода, Тарас Петрович Новосильцев, мало чем отличался от предыдущих. Сам в степь не выезжал, только иногда посылал туда малые отряды. Да не просто так, а с умыслом. Сходит такой отряд в набег, пограбит кочевья, а из всего привезенного добра воевода требовал себе десятину. И отдавали, потому как деваться было некуда. Все знали, что воевода здесь царь и бог. Потому богател Тарас Петрович с каждым годом все сильнее, нисколько не заботясь о возведении новых стен взамен старых или ином каком обустройстве крепости.