РОКЕР: черное и белое
Шрифт:
– А, это так, новый образ, расширяю горизонты.
– Ну-ну. – Помощница слишком хорошо знала пристрастие Арс к черному цвету, поэтому, конечно, не поверила.
В студии, как обычно в дни, когда группа не планировала репетировать, присутствовала только Нинель. Даже через приличный слой косметики на лице помощницы было видно, что девушка простужена. Именно поэтому Нинель и не было на концерте в этот раз – попробуй исполнить вокальную партию, когда у тебя болит горло и заложен нос. Работа в офисе иное, здесь по крайней мере можно отмолчаться, поберечь связки. Конечно, Нинель не смогла остаться дома, она задумала несколько
– Вот скажи, зачем ты пришла? Отлежалась бы дома, я бы сама все сделала.
– Какая разница, где болеть, – хрипло возразила Нинель. – Я не могу дома долго находиться, мне нужно чем-то заниматься. Посижу в тишине, подарки упакую, соцсети твои помониторю. Давай, что ль, чаю попьем? Я как раз заварила зеленый.
– Ладно, трудоголик мой дорогой, наливай, – улыбнулась Арсения, – а я пойду переоденусь.
Нинель посмотрела насмешливо на начальницу: похоже, новый образ ей все-таки не комфортен, раз Арсении нужно переодеться, но на этот раз никак не прокомментировала непривычный наряд. Арс вытащила из шкафа белую свободную футболку и черные брюки с широкими белыми полосами по бокам и скрылась в соседнем помещении.
В их студии было две комнаты. Первая – главная, ее ребята еще назвали пультовой – предназначена для репетиций коллектива и создания записей. Комната была отделана шумоизоляцией, Арсения потратила немало сил и средств, чтобы рабочие сделали ее звуконепроницаемой. Помещение было наполнено проводами различной длины и степени спутанности, здесь стояли микрофонные стойки. Звукозаписывающее оборудование, барабанная установка и электронное пианино завершали интерьер.
Гитары, как правило, ребята приносили с собой, никто не хотел надолго расставаться со своим инструментом. Пусть даже у каждого из них дома, так же, как и у Арсении, было по несколько экземпляров.
Вторая комната была значительно компактнее, но выполняла гораздо больше функций. Это был и кабинет, где хранились все юридические документы по группе, и кухня, в углу примостились диван, рядом с ним кулер и небольшой стол, где расположились чайник, микроволновка и полочка, куда они складывали чай, конфеты и печенье. За микроволновкой, Арсения знала, трусливо пристроилась початая бутылка скотча. Да, заповедь Светловой «не бухать там, где мы делаем музыку» исполнялась почти всегда.
Здесь же стоял шкаф, куда Арс и ее ребята складывали запасную одежду – попробуй провести за репетициями день и не вспотеть.
– Сюда едет жена Островского, – крикнула Нина. – Сеня, ты слышишь?
– Зачем? – спросила Арсения, высунув голову и обнаженное плечо из-за приоткрытой двери. Мысль о том, что жену Островского теперь надо называть вдовой, озвучивать она не стала. Какая, в сущности, разница? Все и так всё понимают.
– Да я сама не знаю. Она что-то объясняла мне про документы, я ничего не поняла, а потом сказала, что ей надо с тобой о чем-то поговорить. Короче, я пригласила ее сюда, ты ведь не против?
– С чего бы мне быть против? – Арсения, одетая как обычно, прошла к шкафу и поглубже запихала в него скомканный пестрый наряд. Она взяла со столика дымящуюся кружку с ароматным чаем – у Нины был отличный вкус – и с наслаждением уселась на диван. Все-таки
После разговора с Велеевым Арс загрустила. Светлова понимала, что даже если бы она извинилась, наладить отношения с Артуром ей бы вряд ли удалось, слишком уж он злопамятен. И все равно Арс корила себя за несдержанность, своей очередной грубостью она сделала еще хуже.
Нина слушала ее внимательно, не перебивала. Только один раз тяжело вздохнула, как раз в тот момент, когда Арс пересказала, какие именно претензии и какими словами Светлова высказала Велееву.
Стук в дверь раздался, когда девушки выпили по две чашки чаю. Пришла жена Островского. Нинель дипломатично выскользнула за дверь, оставив Арсению наедине с молодой женщиной по имени Динара.
«А дверь в студию Нина не закрыла, – машинально отметила Арсения. – Вот лиса любопытная».
На лице вдовы почти не было косметики, одета она была в просторное платье цвета хаки и черные кеды. Светлова разглядывала ее украдкой. Сложно было понять, что в облике женщины казалось неправильным.
«Она слишком молода для того, чтобы становиться вдовой. – Арс внезапно поняла, что именно во внешнем виде женщины напрягало ее. – Она младше Островского лет на двадцать».
Нет, Арсения не была ханжой, спокойно относилась к союзам, где у партнеров большая разница в возрасте, неважно, кто из пары старше, а кто моложе. Только вот смотреть на молодую женщину, которая в свои тридцать лет осталась вдовой, было очень больно. Хотя какая разница, в каком возрасте терять близкого человека, в любом случае это горе, и для того, чтобы справиться с ним, нужно немало сил.
– Примите мои соболезнования, – произнесла Арсения, когда они с Динарой уместились на том же диване, на котором только что чаевничали с Ниной. Арсения налила гостье чай.
– Спасибо, – выдохнула Динара. – У меня еще не получилось привыкнуть к мысли, что Эдуарда больше нет. Мы ведь вместе не так давно, поженились меньше года назад. Можете рассказать, как он погиб? Это ведь случилось прямо у вас на глазах.
Так вот зачем она пришла. Хочет узнать историю из первых рук. Только вот Арс говорить об этом совсем не хочется. До сих пор тело содрогается, когда она вспоминает, как открыла глаза там, на сцене, и поняла, что случилось непоправимое.
Даже странно, она ведь поэт, сама сочиняет тексты для песен, и в какой-то момент ей стало казаться, что не только в творчестве, но и в жизни она может говорить на любые темы. Он писала много – о любви, смерти, войне. Единственная тема, которой она не касалась принципиально, – политика. Арс хорошо знала свои недостатки и лишь в этом случае ей хватало выдержки не соваться туда, где наделать глупостей своей несдержанностью было страшновато.
– Вряд ли вам поможет мой рассказ, – Арсения покачала головой, она не собиралась мучить женщину, расписывая подробности гибели ее мужа, – в нем нет ничего, что помогло бы вам справиться с горем. Лучше запомните Эдуарда живым, в сущности, важно только то хорошее, что было у вас, пока он был жив, а все остальное пусть останется за кадром. Теперь это уже не так важно.