Рокировка. Новый СССР
Шрифт:
— Гудит? — поинтересовался врач, стараясь что-то разглядеть в моих зрачках.
— Что гудит? — уточнил у него, догадываясь, что тот подразумевает.
— Голова, — задумчиво покивал доктор.
— Ага, ещё и виски ноют.
— Это нормально, до свадьбы заживёт, — хмыкнул врач. — Ладно, завтра поговорим, если почувствуешь боль — скажи медсестре, она даст таблетку.
— Хорошо, — прикрыл я глаза, всем видом показывая, что устал.
— Отдыхай, завтра поговорим, — махнул рукой доктор и покинул палату.
Набраться сил и в самом деле необходимо, поэтому заставил себя задремать, решив во всём происходящем разобраться позже. Ещё надеялся на то, что когда проснусь, то этот фарс закончится. Впрочем, в плену оказаться желания не испытываю, но зато пойму, что не слетел с катушек. Увы и ах, очнулся
— Потом разберусь, — потёр щёку, ощутив под подушечками пальцев непривычно мягкую щетину.
С первой же попытки сел на кровати, а потом осторожно с неё спустился и по палате прошёлся. Ну, голова кружится, немного мутит, дрожь в ногах, но в общем и целом — терпимо.
— Надо топать в уборную, — тяжело вздохнул и вышел в коридор.
Сестринский пост в пяти метрах, но медсестры нет, зато больные разгуливают. Кто-то на костылях, у других руки и головы замотаны. Ну, нахожусь в травматологическом отделении, ничего удивительного.
— Слышь, где тут туалет? — задал я вопрос проходящему мимо мужику, у которого сразу на двух руках гипс.
— В конце коридора, — кивнул тот и предложил: — Проводить? Нам по пути, а за это ты мне поможешь.
— Сам дойду, — хмыкнул я, прекрасно понимая, чего ему от меня надо.
— Вот и топай, — поморщился загипсованный.
Я пару метров преодолел бодро, но потом по стеночке передвигался, пол грозился вздыбиться и обрушиться сверху. Зато в туалете умылся и полюбовался на своё незнакомое и распухшее лицо. В памяти ни одной ассоциации с увиденном не всплыло.
— Красавец, — хмыкнул сам себе и дотронулся до кончика носа: — И как его не сломали? Загадка!
На обратном пути узнал, где хранятся вещи больных. Оказалось — в другом конце коридора! Зато их никто не сторожит, такие лохмотья даром никому не сдались. Информация оказалась верной наполовину, кастелянша, бабка божий одуванчик, за вещами приглядывала. Убедилась, что своё забрал и потеряла ко мне интерес. Больше всего обрадовался ключам, девяносто трём копейкам и кроссовкам. В тапочках далеко не убежишь. А вот куртку, рубаху и футболку лучше выкинуть, те только к себе внимание привлекут. Кстати, штаны грязные и порваны, а трусы так и вовсе отсутствуют. Кто-то их украл? Интересно, кому они сдались? Ещё и носки пропали! Ну, ругаться не стал, вернулся в палату, отметив, что хоть и из сил выбился, но головокружение не такое сильное.
— Кто-то позаботился обедом, — рассматривая на тумбочке поднос, на котором стоит миска с каким-то варевом отдалённо похожим на суп, двумя ломтями хлеба и стаканом компота. — Лучше бы чай дали, — буркнул и стал в себя запихивать еду.
Повар в больнице готовит хуже некуда, но мне требуется восстанавливаться, ночь предстоит бурной. Не в смысле страсти с какой-нибудь дамочкой, а в качестве бегства из этого заведения для бедных.
— Ты прямо герой! Всё съел! — воскликнула медсестра, когда пришла за посудой. — Голова не болит? Кстати, ты где шлялся? Доктор говорил, что пару дней ходить не сможешь.
— Он ошибся, — сделал небольшой взмах рукой. — Лучше скажи, кто меня спас и в больницу привёз?
— Так тебя на скорой доставили, — пожала плечиками девушка.
— Там докторша была, она меня откачала, расскажи, как её отыскать, куплю ей пироженку в знак признательности, — сказал я, мысленно продолжив, что одними сладостями не отделаюсь.
— Она с третьей подстанции, ещё не врач, практикантка, закончила второй курс медицинского, — словоохотливо ответила медсестра. — Она там одна такая, сразу найдёшь, если захочешь, а зовут её Елена Сироткина, такую фамилию в детском доме взяла. Учти, если обидишь, из-под земли достанем, её все обожают, — погрозила мне пальцем собеседница.
—
— Доброта её погубит, — вздохнула медсестра и спохватилась: — И чего с тобой болтаю?! Ещё дел полно, но ты вечерком в процедурную заходи, поговорим, а то тут такой контингент собрался, что думать могут о бутылке или спирте, всё клянчат и клянчат.
— Договорились, но не обещаю, сил почти не осталось, — задумчиво ответил я, проводив взглядом шустро удаляющуюся собеседницу.
Уверен, если направлюсь на выход, то мне никто и слова не скажет. Следует ли ждать вечера? Если только, чтобы у прохожих, да у милицейских патрулей не вызвать вопросов, в сумерках остаться незамеченным легче. Поразмышляв, я всё же покинул больницу ближе к пяти вечера. В это время народ начинает с работы возвращаться, а в толпе затеряться ещё легче. Другой вопрос, что всё же сразу в квартиру возвращаться нельзя, необходимо убедиться в отсутствии слежки. Есть какое-то внутри беспокойство, что вокруг непонятное происходит, но это может оказаться из-за того, где и как оказался. Пока только убеждаюсь в реальности происходящего, но разум отказывается принимать факты. Задействовав память, не принадлежащую мне, я отправился в противоположную сторону, не там, где живу. Конечно, там район ещё беднее, но в моём теперешнем состоянии на меня руку вряд ли поднимут. В том числе и карманы не заставят выворачивать. Что с убогого возьмёшь?! Честно говоря, не совсем понимаю, с чего пытаюсь следы запутать. Криминального ничего не сделал, но интуиция подсказывает, что так нужно, а своему чутью привык доверять. Опять-таки, немного с окружающей действительностью познакомлюсь. Одно дело опираться на воспоминания, которые не принадлежат мне, а совсем другое, когда всё вижу собственными глазами.
— Билетики берём! За проезд платим! — сказала грузная кондукторша трамвая, подозрительно меня ощупав взглядом.
— Одно разорение, — буркнул я, протягивая ей десять копеек.
— Тебе один билет? — уточнила очевидное билетёрша.
— А разве непонятно? — вопросом на вопрос ответил я.
— Вас, молодёжь, сам чёрт не разберёт, — вздохнула та и оторвала билет, отсчитала сдачу и сунула мне, потеряв к моей персоне интерес.
Сиденья у трамвая мягкие, народа немного, и я занял место у окна. Хвоста не ощущаю, а любопытных взглядов хватает. Ну, лицо у меня колоритное, запоминающееся, но, честно говоря, плевать, что подумают окружающие. Зато самому необходимо во многом разобраться. Как-то само-собой получилось, что уже не считаю происходящее плодом больного воображения. Вот только есть некая растерянность и непонимание, как жить дальше. Факт перемещения в другое тело, время и место — неоспорим. Как и почему это произошло — подумаю чуть позже, а может и вовсе об этом не стану размышлять. Привык действовать по обстоятельствам, а они сложились именно такие. Поэтому следует жить и преследовать свои интересы. Когда-то неплохо делал свою работу, выполнял поручения начальства и добывал различные сведения на благо своей страны. Не раз попадал в сложные ситуации, но голову не терял, как говорится был морально устойчив и ко всему готов. Впрочем, других на такую службу и не берут. Вновь повторить свой путь, но уже в другом месте? Честно говоря, нет желания. К своим сорока годам толком ничего не достиг. Ну, кое-какие сбережения имел, а вот дома бывал не часто, семьёй не обзавёлся, а редкие отношения заканчивались быстро. Разочаровался ли в службе? Нет, но повторения не хочу. Сейчас открыты все пути, следует выбрать тот, который принесёт удовлетворение. Впрочем, зарекаться не возьмусь, жизнь штука сложная, а повторная и вовсе непредсказуемая.
— Конечная, выходим, — произнесла кондукторша, подойдя ко мне.
— Задумался, — кивнул я, мысленно отметив, что трамвай необычно тихо ехал и стыки рельс не ощущались.
— Всё на свете проспишь, — буркнула билетёрша мне в спину.
Отвечать ей не стал, покинул трамвай и осмотрелся. В отдалении стоят стандартные пятиэтажки, тротуар не такой чистый, как в центре города. Народа немного, проезжающие машины не сверкают новизной, но, в общем и целом, жить и тут можно. Не сказал бы, что район неблагоприятный и опасный. Мне предстоит пройти пустырь, пересечь железнодорожные пути, миновать частный сектор и оказаться в другом районе, откуда уже добираться до дома.