Рокировка
Шрифт:
— Отлично выглядишь, — оценил я. — Чего?
— Костя… Я совсем забыл тебе сказать… — Мишель замялся.
— Ну? — подбодрил я.
— Я пытался. Но ты всё время так занят… Совершенно никакой возможности тебя отловить, даже по ночам где-то пропадаешь…
— Давай ближе к делу. Что случилось?
— Костя… — Мишель глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть с пятиметровой вышки. И единым разом выпалил: — Я пригласил на бал Аполлинарию Андреевну!
— Молодец, — похвалил я. — Согласилась?
— О, да! — Мишель просиял. — Я так переживал! Не верил до последнего,
— Сто раз говорил — не сержусь. Давай там, не облажайся. Главное — не называй её Аполлинарией Андреевной, может обидеться.
Я убрал в шкаф рубашку, в которой ходил обычно, надел белую, парадную. Принялся застёгивать пуговицы.
— Как бы я хотел выглядеть так же, — завистливо глядя на меня, проговорил Мишель.
— Прекратишь филонить в спортзале — будешь, — застёгивая манжету, пообещал я.
— Я не филоню! Я просто…
— Просто всё время находятся занятия поважнее, — усмехнулся я. — Знаю-знаю. Аполлинария Андреевна, там…
Мишель покраснел. И торопливо сменил тему:
— А с кем ты идёшь на бал?
— Гхм… — только и сказал я.
Запоздало припомнил, что околобальная тема витает в воздухе академии вот уже пару месяцев. Кто-то кого-то пригласил, а кто-то кого-то не пригласил; кто-то согласился, а кому-то отказали; кто-то вообще не дождался приглашения и впал по этому поводу в глубокую меланхолию…
Для меня это всё было космически далеко. Если бы Мишель сейчас не спросил, я бы и вовсе не вспомнил ни о каких приглашениях, хватало других дел.
— А обязательно надо идти с кем-то? Одному — нельзя?
— Можно, но… Но ты же — Константин Барятинский! — удивился Мишель. — Лучший курсант академии, и вообще… Уж тебя должны были засыпать приглашениями по самые уши! Ты… — он вдруг уставился на меня с неподдельным ужасом. — Ты что, даже не проверял свой ящичек?!
Меня посетило ещё одно запоздалое воспоминание: две недели назад у входа в столовую появились этажерки с узкими прорезями, над каждой из которых была написана фамилия курсанта. Справа — фамилии парней, слева — фамилии девушек. Парней в академии было больше, и рядов с прорезями с нашей стороны, соответственно, тоже. Шторки на прорезях были заговорены — так же, как двери в комнаты. Бросить за шторку приглашение мог любой. Открыть ящичек — лишь тот, кому предназначались послания.
— Не проверял, — признался я.
Судя по выражению лица Мишеля, если бы я сказал, что работаю на иностранную разведку, или что вместо подготовки к экзаменам пускаю мыльные пузыри — это не ввергло бы его в такой шок.
— Бежим скорее! — воскликнул Мишель. — Бежим, ещё не поздно! Девушки, пригласившие тебя, наверняка отвергали другие приглашения и ждали до последнего!
Голова из-за перегородки исчезла. В следующую секунду Мишель уже дёргал дверь моей комнаты.
Я рассудил, что убеждать Мишеля, твердо решившего меня спасти, в том, что спасение мне нахрен не нужно — сложнее и дольше, чем пробежаться до столовой.
Через пять минут мы стояли возле этажерок. Я протянул ладонь к своему ящичку.
— Константин Барятинский.
Шторка осветилась зелёным. И мне в руки посыпались конверты — я едва успевал их подхватывать.
— Вот видишь! — с упреком сказал Мишель. — Я был прав.
— И что мне с этим делать дальше? — я рассматривал бумажный ворох.
— Открывай. Если дама, которая тебя пригласила, не дождалась твоего ответа и отменила приглашение — её послание исчезнет.
Я вскрыл первый конверт. Друг от друга они не отличались ничем, кроме надписи: «Константину Барятинскому». Тот, кто придумал эту забаву, постарался сохранить интригу до конца.
Из конверта выпало розовое сердечко.
«Аполлинарiя Нарышкина», — прочитал я буквы, выведенные на нём красивым, витиеватым почерком.
Через секунду буквы вспыхнули, и сердечко рассыпалось магическими искрами.
Но было поздно — имя Мишель прочитать успел. Губы у него дрогнули.
— Не расстраивайся. Этого следовало ожидать, — попробовал утешить я. — Полли просто хотела меня подразнить. Если бы я принял её приглашение, она, дождавшись пока её пригласишь ты, тут же отправила бы мне отказ.
— Ты так думаешь? — вскинулся Мишель.
— Уверен. Это же Полли.
Уверенности у меня не было ни на грош — скорее, наоборот, я был абсолютно убежден, что, если бы согласился — Полли пошла бы на бал со мной. Но Мишель спасительную ложь охотно проглотил. А я взял следующий конверт.
— О, — опомнился Мишель, — я, вероятно, не должен смотреть — это ведь твои приглашения. Извини, я отойду…
— Да брось.
«Всё самое страшное ты уже увидел», — чуть не вырвалось у меня. Надо же было конверту от Полли подвернуться под руку первым!
Я вскрыл следующее послание.
«Анастасiя Р?занова». Чёрт её знает, кто такая. С третьего курса, кажется…
«Ел?на Сорочинскыя».
«Ольга Корф»…
Сердечки выпадали из конвертов одно за другим. Буквы, выведенные на них, так же равномерно вспыхивали.
— Тут… едва ли не половина академии, — проговорил Мишель, глядя на ворох пустых конвертов у моих ног.
Я пожал плечами:
— И, заметь — ни одна не дождалась. Женщины непостоянны в своих чувствах, Мишель. Запомни это, в жизни пригодится.
«Крiстина Алмазова».
Надо же. Вот уж не думал, что…
Буквы на сердечке вспыхнули. В моей руке остался пустой конверт.
— Женщины непостоянны, — повторил я.
— Ты просто слишком поздно спохватился, — с сочувствием глядя на конверт, сказал Мишель. — До бала — всего полчаса. Идти на него без кавалера не захочется ни одной девушке. Тем более такой красавице, как Кристина.
— Угу, — согласился я.
Не то, чтобы меня эта ерунда всерьёз задела. Но всё равно стало неприятно: как целоваться — так, значит, со мной. А как на бал, так с другим. Надеюсь, хотя бы не с Юсуповым… Хотя с Кристины станется.