Рокировка
Шрифт:
Аринэль остановил взгляд на носилках, где лежал мужчина без ног, причем его конечности были пристроены рядышком. Вздохнул. И нагнулся к парню, который сидел с белым лицом, неловко держа левой рукой свою же отрубленную чуть выше локтя правую руку.
– Я возьму? – спросил Аринэль, кивая на меч.
Парень ничего не ответил. И никак не отреагировал, что у него забрали оружие. Аринэль отцепил пустые ножны от пояса, повесил новый меч. И встал.
– Господин, - едва слышно, дрожащим голосом произнесла Цеси. – Обещайте… Что вы останетесь живым! Молю вас!!!
Парень посмотрел на нее. А потом нагнулся
– Цес, - Аринэль улыбнулся. – Я всегда возвращаюсь.
В душе парня на эти слова что-то словно шевельнулось. Сердце на миг защемило, словно он прощался. Он провел кончиками пальцев по щеке девушки и, резко развернувшись, пошагал в сторону стены…
…Аринэль распрямился и у Цеси на секунду перехватило дыхание. Ветер отбросил его волосы назад и в этот миг он был словно герой из сказаний, молодой, гордый, сильный, с холодным взором воина обозревающего поле битвы. Здесь, среди женщин, уже вовсю судачили о том, что сделал молодой Тайфол. В словах людей сквозило уважительное удивление и парню, и всему роду. Цеси ловила завистливые взгляды девушек, а у нее не было радости. Ее душу просто выжигал страх, что она больше не увидит эти добрые, насмешливые синие глаза. Что она больше не ощутит его тепло, не услышит его голоса. Девушка не отдыхала, не пошла есть, потому что боялась остаться с этими мыслями наедине. Она больше не мыслила свою жизнь без него. Если бы кто-нибудь лет пять назад сказал ей, что она без памяти, отрицая себя, влюбиться в того нескладного, тощего, неразговорчивого парня, пусть и симпатичного, то Цеси бы ни за что не поверила. А теперь казалось, что она всегда, с начала времен, любила его…
…Непонятно что произошло, то ли еще один жук-таран все-таки пробился, то ли стена сама обвалилась, но наемники стояли около пролома, закрываясь своими ростовыми щитами и мерно перемалывая напирающих антов. Сверху, со стен и сзади, с крыш, им активно помогали стрелки, не давая волне инсектов перехлестнуть через щиты наемников. Нигде не было видно отца и на сердце неприятно скребануло. В проем вдруг рухнул здоровый булыжник, образовывая небольшую преграду и придавливая нескольких антов. Наемники, добив тех, кто были перед ними, воспользовались выдавшейся паузой и сменили тех, кто держал щиты и несколько самих щитов. Из строя вынесли пару бойцов, еще несколько прихрамывали и один шел, держась за голову. Все они двинули в сторону главного здания.
– Иглы! – раздался истошный крик.
«Мать!!!»
Аринэль не добежав до стены, практически рыбкой запрыгнул в дверь казармы. Эти слизни свободно перестреливали через стену, вчера с десяток человек убило именно тут, за стеной.
«А что, уже магией их не долбят?» - подумал Аринэль, слушая как по крыше и стене будто град стучит.
Он не торопился вылезать, помня, что слизни плюются несколько раз. За окном кто-то вскрикнул, потом раздался стон.
«Стонет, значит живой» - вспомнились слова.
Это говорил прапорщик в учебке, еще когда он срочную проходил. Имя и лицо этого человека уже стерлись в памяти, но запомнились свое удивление и хриплый голос мужчины. Прапорщик имел несколько боевых наград и контузию. А еще командир части, полковник Кочуров, тоже прошедший несколько горячих точек, обращался к нему по имени.
«Стонет,
– Цельсь! – раздался далекий крик.
Ага, значит, слизни отстрелялись. Аринэль без промедления, но и без суеты, вышел наружу. Невдалеке на земле лежал, скрючившись, молодой парень, почти мальчик, рядом валялась корзина со стрелами. Из-под ладоней прижатых к животу, проступала кровь.
«Ты знаешь, что делать с этим? Тогда нахрен лезешь? Чехи не будут ждать, пока ты в доктора наиграешься. Все забираешь с него и вперед. Ему уже похер, а вот для того, чтобы вы все не сдохли, тебе нужно стрелять!»
Аринэль видел, что сюда уже бегут от главного здания. Поэтому подхватил корзину и поспешил на стену. На подходе он встретил двух эльфиек. У одной плетью висела рука и она тащила вторую девушку, у которой было в крови лицо и она еле передвигала ноги. Без лишних слов ему отдали лук.
– Ессуни теоно (помоги ему), - прохрипела эльфийка, передавая оружие.
Аринэль, чувствуя себя все лучше, быстро взбежал по лестнице. И в бой пришлось вступать немедленно. Ант, уже почти залезший на башню, сорвался вниз, получив свое. По пути он сбил еще нескольких товарищей. А эльфов как-то совсем немного…
… Аринэль уже потерял счет времени. Все сузилось до кончика стрелы, до скрипа тетивы, до края бруствера. Руки перестали болеть десятка три стрел назад, тело словно одеревенело, будто ему вкололи в мышцы местное обезболивающее.
Этот грохот и оглушительный свист ворвался в мозг, выводя парня из состояния автомата. Хотя скорее это из-за того, что он вдруг обнаружил отсутствие целей. Аринэль вскинул голову. И огляделся.
Десятка три защитников осталось на этом участке стены. Камень здесь был буквально залит черной кровью антов, валялись обрубленные лапы, куски хитина, тела павших защитников, чья-то кисть так и осталась на древке топора. Костяные лезвия антов обладали бритвенной остротой. Аринэль подошел к стене. Неужели все?
Тем временем этот грохот и свист снова повторились.
– Это матка! – севшим голосом, но торжествующим тоном просипел Даиэль, смотря горящим взором на поле. – Мы все-таки вытащили ее!
С поля донесся звук трубы. Аринэль посмотрел в ту сторону. А трубач все надрывался. Кстати, река из полноводной артерии превратилась в небольшой ручеек, обнажив дно. Ров у замка тоже выглядел не очень. Пахло тиной…
Рыцари построились клином. Впереди них, рядом с принцессой был… отец? Издалека донесся еще один трубный клич. И рыцари двинули вперед. Они неторопливо пересекли русло реки, выехали на луг.
В этот момент километрах в трех от замка появилось… облако? Сначала это выглядело полосами серого дыма. Потом его, дыма стало больше. А затем скачком появилось настоящее серо-свинцовое облако. Оглушительный хлопок и туман стал завихряться, закрутился в воронку.
– Ух ты, драть меня в зад! – выдохнул Аринэль.
Гора! Без всяких скидок, в тумане сначала появились неясные очертания, а потом проступили контуры чего-то исполинского. И вот, последние языки дыма рассеялись, являя разумным… это. Исполинский конус блестел на солнце, словно он был покрыт стеклом. При этом он парил в воздухе!