Рокировки
Шрифт:
Да, накапливались вопросики, накапливались… А пока что я пил кофе и делал вид, что слушаю разговор брата и сестры.
Утром я позвонил одному из своих помощников и попросил его поискать в картотеке (и в памяти наших коллег, конечно, тоже) молодого человека со шрамом на подбородке.
Каково же было мое удивление, когда, придя на службу за результатом, я застал в нашей комнате и своих, и сотрудников из соседнего отдела.
Продолжая
— Один старший лейтенант увидел, как дерутся крысы. Он подошел поближе, и что оказалось? Крысы дерутся из-за полиэтиленового пакета, набитого деньгами! Представляешь, пачки банкнот, изгрызенные крысами! Это происходит во дворе старого дома. Хозяйка — пожилая вдова — заявила, что деньги не ее. Вокруг новые дома, старлей попросил девушек из домоуправления узнать, не пропадали ли у кого из жильцов деньги. До сих пор никто не объявился. Как думаешь, почему?
Я решил, эта история — очередной анекдот, и, побоявшись попасть в неловкое положение, только пожал плечами.
Мои коллеги заспорили. Самой правдоподобной, кажется, оказалась следующая версия: владелец денег, уезжая из Софии, спрятал их в погребе, а крысы, пронюхав об этом, решили полакомиться…
Смех и шутки, сопровождавшие серьезное дело, видно, надо было прекращать, и Ваклев сказал, обращаясь ко мне:
— Деньги все-таки принадлежат хозяйке старого дома. Крысы-то вытащили их из ее погреба.
— Тетка эта — уборщица, — возражал ему тот, кто рассказал историю. — Сбережения у нее ничтожные. Ее сын недавно вышел из тюрьмы, на работу пока не устроился.
Я спросил, знает ли он, как зовут сына.
— Георгий Влычков.
Фамилия показалась мне знакомой, и я обратился к самому молодому моему помощнику:
— Данчо, сходи, пожалуйста, в одиннадцатую комнату, поищи в картотеке этого Влычкова.
Через несколько минут Данчо принес справку: Георгий Спасов Влычков, кличка — Жора Патлака, был осужден на четыре года восемь месяцев.
— Ага, старый знакомый! — воскликнул Ваклев.
— В досье есть его фотография?
— Есть, — ответил Данчо, — да я не посмотрел.
— Извини, поскольку ты уже занялся этим, проверь, есть ли у Влычкова особые приметы.
— Что, — спросил Ваклев, — опять какая-то загадка?
Данчо поспешил выйти, а Ваклев продолжал:
— Что тебе пришло в голову?
— У этого вора, — сказал я, — есть особая примета, а какая точно, не помню.
— А если и есть, то что?
— Дашку увез человек со шрамом на подбородке.
— Да людей-то со шрамами — сколько угодно!
— Конечно, только почему бы не проверить? И Данчо все-таки должен точно выполнять задания, а он…
Данчо вошел, посмотрел на меня виновато и объявил:
— Шрам справа на подбородке…
Георгий
Их дом выглядел скомканным спичечным коробком среди домов-новостроек. Только такая развалюха и могла стать местом сборища крыс, но об этом пусть другие подумают, по крайней мере сейчас.
Перед входом сооружена была какая-то конструкция, чтобы дверь не заваливал снег, стекла были потрескавшиеся, не мытые, верно, лет сто.
Не найдя кнопки звонка, я постучал в дверь. Никто не ответил. Постучал сильнее. Хриплый, доносящийся точно из подземелья, голос спросил:
— Кто там?
Я ответил в том же тоне:
— Выходи, увидишь.
Где-то заскрипели половицы, дверь открылась, и передо мной предстал Жора — босиком, в трусах и майке, взлохмаченный. Он сейчас же меня узнал, но не смутился, как бывало во время моих первых посещений.
— Добрый день. Мы можем поговорить?
— Я к вашим услугам, товарищ Хантов, только я… — Он показал руками на свои босые ступни и извинился. — Думал, кто-то из соседей, и поэтому так…
— Я подожду.
Жора колебался — подумал, верно, что я пришел его арестовать, и не пригласил войти. Пробормотал только:
— Я сейчас… минутку…
Помещение, в котором я оказался, напоминало старую деревенскую кухню, только без очага. В одном углу стояла кушетка с провисшим матрацем, рядом — стол, покрытый скатертью, электрическая плитка, обшарпанный буфет. Пол был застлан потертыми дорожками. Две двери вели в соседние комнаты, я их тоже хорошо знал: несколько лет назад делал там обыск.
Я сел к столу, не снимая куртки.
Жора наконец появился — в импортном костюме, без галстука. На улице было тепло, но он натянул толстый свитер.
— Можем идти, товарищ Хантов.
— Здесь поговорим.
— А я подумал, вы меня брать будете.
— Такая готовность с твоей стороны необычна.
— Потому что понял: ловчить перед вами — себе дороже.
— Хорошо, что ты это понял. Хоть ты здесь и хозяин, но приглашаю я: проходи, присаживайся.
— В таком случае — выпьем что-нибудь?
— Не сейчас.
Он сел, положив ногу на ногу, достал сигареты и взглядом спросил, можно ли закурить. Я, кивнув, вытащил свою трубку.
— Где ты был последние дни?
— Прогулялся на Солнечный берег.
— Это в октябре-то?
— Человек, который из тюрьмы вышел, и зимой туда поехать не откажется.
— Был там один?
— Один.
— Может, с девушкой все-таки?
— Зачем везти отсюда? Там всегда богатый выбор.
— Жора, ты вроде убедился, что с нами бесполезно юлить? Если я задаю подобные вопросы, значит, мы кое-что выяснили.