Рокировки
Шрифт:
Предложив сесть, я сказал, что мы вызвали ее не на допрос — просто хотим знать ее мнение о Тони Харланове. Мы понимаем, что для нее этот разговор может быть неприятным, и поэтому еще раз просим нас извинить.
— Не извиняйтесь, для меня все уже в прошлом, — остановила меня женщина.
Горечь, с которой она произнесла это, не убедила меня в том, что все для нее в прошлом, но я промолчал.
— Мы с Тони вместе закончили школу. И я, и другие девочки… ну, скажем — сохли по нему. Красавец, умница, он был секретарем комсомольской организации в нашем классе. Но потом его сняли — за то, что перестал собирать комитет, все дела решал единолично. После собрания мы пошли ко мне домой. Я сказала, ему надо смириться
К драгоценностям на столе я положил складной нож, который мы нашли в канаве под машиной. Приказал привести Жору Патлаку.
Он приветствовал меня, точно старого приятеля.
— Добрый день, начальство! Что за выставка?
Ему нельзя было отказать в самообладании. Во всяком случае, он его демонстрировал. В этой комнате, впрочем, мне доводилось видеть и более талантливых артистов. Пригласив его сесть, я положил на стол несколько фотографий.
— Это отпечатки твоих пальцев. Я изъял их из твоего дела. На рукоятке ножа и некоторых украшениях обнаружены точно такие же.
— Ошибочка вышла, начальник. Я эти цацки не трогал — я их вообще не видал.
— Отпечатки доказывают, — твердил я, — что вещи были в твоих руках. В суде придется отвечать, откуда они у тебя. Здесь была владелица драгоценностей. «Цацки», как ты говоришь, украдены в пятницу вечером. Возможно, сделав это, ты пришел к Тоди и попросил их реализовать. Более вероятно, что ты их стащил уже в его квартире… Как бы то ни было, тебе придется объяснить, где ты был в пятницу вечером — между шестью и девятью часами, — я помедлил, — …это то самое время, когда задушили Дашку.
— В среду! — закричал Патлака. — Я видел ее в последний раз в среду вечером!
— Ты побывал в тюрьме, — гнул я свою линию, — знаешь законы, сам можешь оценить ситуацию. Наказание за кражу — одно, а за убийство — несколько иное, верно?
— Поймите, ни то, ни другое…
— А ты подумай. Если не признаешься в краже, тебя обвинят в убийстве.
Я приказал милиционеру увести его. Жора что-то хотел сказать, лицо его налилось кровью, глаза помутнели — верно, так он выглядит, когда «расправляет мускулы»… Милиционер уже пропустил его в дверь, а я недоумевал, как же это так — он уходит, ушел уже, не признавшись! — когда дверь без стука распахнулась, и Патлака влетел обратно в комнату.
— Хорошо, гражданин Хантов. Ну, из квартиры Тоди я убежал через балкон и спрятался в канаве. Будете писать?
— Нет.
— Прошу вас! — умолял он. — Скажите на суде, что я признался во всем… еще в Тодиной квартире.
— Ого!
— И
— Это нарушение инструкции, ясно? Я не пойду на компромисс с моими принципами. Но я подумаю, как тебе помочь. А ты…
— Да знаю, что вы от меня потребуете! Я их украл у Тоди. Нашел в двойном дне помойного ведра, что стоит на балконе. Откуда они у него — убейте, не могу объяснить, не знаю!
— А как ты сообразил, что в ведре двойное дно?
— Я следил за Тоди — он внес ведро с балкона на кухню и вынес обратно, и все быстро, и подозрительно при этом суетился.
— В тот вечер ты вряд ли мог так долго торчать под окнами его квартиры.
— Правда! Я сходил в «Ориент» — посмотреть, работает ли Рени, а после стал Тоди искать по заведениям.
— Откуда у тебя ключ от его квартиры?
— У Рени стащил. Раньше она тоже была Тодиной девчонкой, но в последнее время ничего общего с ним не имела. Я к ней заходил, вот и тогда пришел — а Тоди там. Я подслушал под окном и понял, что Тоди снова склоняет ее… ну, принимать иностранцев. Она ему давно отказала и уж несколько месяцев как держала свое слово. А в тот раз, только Тоди отвалил, я зашел к ней. Ну, подумал и догадался, где она хранит ключ, и, когда она была в ванной, взял его из коробки на кухне.
— Зачем ты поехал с Дашкой на Солнечный берег?
— Тоди меня попросил. Мол, прокатись с ней к морю — после смерти Краси она здорово раскисла, может сболтнуть вам что-нибудь лишнее.
— Что еще Тоди потребовал от тебя?
— Ни-ни, это все, гражданин Хантов, — перебил Патлака. — Не спрашивайте меня больше. Я не хуже вас законы знаю, хоть и без университетских корочек живу.
— Когда вы расстались с Дашкой?
— В среду мы вместе ужинали. Я хотел проводить ее прямо до номера, но она меня отбрила… Ясное дело, мне хотелось остаться у нее — я ведь три года женщины не имел. А она мне — от ворот поворот, а сама среди иностранцев толкается. Если бы не люди в фойе, я б ей все волосы выдрал. Искал ее утром, однако она уехала из гостиницы.
— Ты не ответил мне на вопрос. Допустим, Тоди поручил тебе не только увезти Дашку из Софии, но и ликвидировать ее. Поняв это, она уехала с Солнечного берега. Иди в соседнюю комнату и напиши все, о чем ты мне рассказал.
— В субботу вечером вы случайно пришли к Тоди? — спросил Патлака, глядя мне в глаза.
— Кто тут дает показания? — спросил я, но все же ответил: — Нет. Утром была найдена Дашка, задушенная, и вас с Михневым взяли под наблюдение.
— Он тоже здесь?
— Конечно. Ты подтвердишь в его присутствии то, что рассказал мне?
— А как же. Дадите мне сигарету?
— Пожалуйста. Бери про запас.
Я подал ему пачку и попросил милиционера отвести его в соседнюю комнату.
Привели Тодора Михнева — он был хмур, даже мрачен и не поздоровался со мной. Я приступил к допросу.
— Михнев, каким образом в твою квартиру попал женские украшения? Вот эти, погляди.
— У меня в доме никогда не было подобных вещей.
— А как ключ от твоей квартиры оказался у Влычкова?
— Представления не имею.
— Краси, Рени и Дашке ты давал ключи?
— Нет.
— Во время обыска у каждой из них были обнаружены ключи от твоей квартиры.
— Я их не давал.
— Краси приходила к тебе в квартиру с иностранцем. В самый последний свой вечер…
— Это невозможно.
— Вот показания водителя такси — он вез их от «Балкана», а через час вернулся их забрать.
Я положил перед ним листок с показаниями шофера. Михнев даже не взглянул на него.
— В доме живет больше десятка семей, — сказал он. — Откуда таксисту известно, в какую квартиру вошла Краси?