Роковая дама треф
Шрифт:
Не помнившая другой жизни, мирного прошлого, Анжель, как всегда, жила среди тягот отступления, бегства, а потому чувствовала себя сейчас весьма неуверенно.
Все, что она успела узнать о русских за время скитаний с отступающей армией Наполеона, сводилось к одному слову – ужас. Пепел и развалины московские навеки погребли не только славу Наполеона, но и всякую мысль о пощаде завоевателям. Одно чувство теперь владело всяким русским: месть. Они наводили ужас этой своей мстительностью, беспощадностью, внезапностью и яростью нападений. Анжель знала, что французы напали на Россию внезапно, что опустошили полстраны и уничтожили ее столицу, а потому понимала, что ей, француженке, не следует
О каком барине вели речь Марфа Тимофеевна с Варварою? Надо полагать, что по его приказу Анжель оставили в живых и привезли сюда. Почему? Где он мог увидать Анжель и прельститься ею? Нет, вряд ли такое возможно, ведь за время отступления она почти не видела русских – разве что казаков издали, да того монаха в разоренной церкви, да этих амазонок. И можно ли было даже издали прельститься немытой бродяжкою?! А что, если этот русский барин просто коллекционирует француженок, велит доставлять к себе любую, какая попадет в плен к его крепостным партизанкам, которые, конечно, служат ему и на ложе страсти? Ну можно ли сомневаться, что Варвара – его наложница? Ведь она готова была на части разорвать ту, в которой заподозрила соперницу. Знать бы еще, что делает этот русский барин с пленницами, удовлетворив свою похоть? Может статься, Анжель найдет целый гарем своих соплеменниц (не секрет, что немало француженок сопровождало войска, днем скрашивая тяготы похода своим кулинарным искусством, а ночью – искусством любить, не одна из них могла сделаться добычею русского барина!), помирающих от скуки в этом маленьком, но неожиданно роскошном охотничьем домике, скрытом в дремучих русских лесах. А что, если барин, подобно маркизу Синяя Борода, убивает своих женщин? Впрочем, Варвара ведь вполне жива, да и вообще эта догадка не вызвала особого страха у Анжель: чем меньше нитей привязывает нас к жизни, тем менее ощутим страх потери ее. А что привязывало к жизни Анжель?.. Еще менее взволновала ее мысль о том, что вновь какой-то мужчина воспользуется ее телом. Наверное, он хорош. Вот ведь как взбеленилась Варвара от ревности! Наверное, он умеет разжечь женщину, ласки его горячи и смелы…
Невольно Анжель задышала чаще. Этот золотистый полусвет, это мягкое колыхание воды, непрестанно трогающей, ласкающей ее тело, будто руки робкого, но ласкового любовника… Она лениво повела полузакрытыми глазами – и не поверила им, увидев и впрямь руки: одну на своей груди, другую на бедре.
Анжель оцепенела. Чем же таким ее одурманили, коли она и не заметила, как рядом с нею оказался мужчина и принялся бесстыдно ласкать ее? Так это не вода возбуждала ее ласковыми прикосновениями – это он, он… словно рожденный из этой благоухающей воды, из тускло-золотистого света, из нескромных мыслей Анжель. Нет, это, конечно, призрак, это сон, ибо не могут ведь мужские руки быть и впрямь столь нежными, не может быть мужчина поглощен не своею лишь похотью, а услаждением женщины!
Оставив в покое ее соски, которые напряглись и уже торчали из воды, он теперь обеими руками оглаживал бедра Анжель, то и дело спускаясь кончиками пальцев к самым сокровенным, самым потаенным местечкам, так что Анжель более не могла стоять спокойно и попыталась оглянуться, но тут почувствовала, что ее слегка приподнимают, а потом меж ног вонзилась твердая мужская плоть.
Он брал ее, он обладал ею; Анжель сидела у него на коленях и была пронизана им до самой заветной своей глубины, однако она по-прежнему не видела его лица, и все, что ощущала, кроме медлительных, с ума сводящих движений внутри естества своего, так это горячее дыхание у себя на шее, твердую грудь, на которую все
Он был с нею один, но стоил десятерых.
Немалое минуло время, прежде чем Анжель осознала, что не умерла от восторга, а еще жива и по-прежнему сидит в теплом водоеме, однако теперь уже не спиной к незнакомцу, а свернувшись у него на коленях, окруженная ласковым кольцом его рук, и вода уже не буйствовала греховно, а ласково колыхала Анжель, сливая чуть слышный, успокаивающий свой плеск с бесконечно нежным шепотом:
– Родная моя… радость моя… наконец-то я нашел тебя!
Он говорил по-русски, однако даже если бы Анжель не понимала слов, смысл их сделался бы понятен только по звукам этого счастливого голоса. Но лучше бы она не знала этих слов, ибо они ранили ее в самое сердце!
– Милая моя, сколько же я искал! Уже и надежду потерял. Думал, ты погибла, думал…
У него перехватило дыхание, и Анжель вдруг тоже ощутила, что задыхается, словно они сделались одним единым существом.
– Как же ты попала сюда? Зачем ушла, где скрывалась? Знала бы ты, сколько причинила бед! Княгиня занемогла, князь чуть с ума не сошел, когда твое письмо прочел. Но я не верил, я не верил, что более не увижу тебя!
Анжель жадно глотнула воздуху.
О чем это он говорит? Кто ушел? Кого он искал? Какие князь и княгиня? Он сошел с ума, этот незнакомец, доставивший ей столько счастья, но лица которого она так и не видела!
Встрепенувшись, Анжель резко откинулась назад, чуть не соскользнув с его колен в воду, но была подхвачена проворными руками.
– Что с тобой? – Он улыбнулся.
Анжель ошеломленно смотрела на твердые, такие ласковые губы, на ямочку в середине подбородка, высокие скулы, серые глаза вприщур под разлетом светлых, выгоревших бровей.
Серые глаза вприщур… Не воспоминание, нет – какая-то далекая тень его прошла, пролетела, промелькнула, будто птица в вышине, не задев Анжель своим крылом.
Может быть, она видела его во сне, но наяву никогда.
Никогда!
– Кто вы, сударь?
– Почему ты так смотришь на меня?
Они прошептали это враз, она – по-французски, он – по-русски, но с равным испугом.
– Кто я? – Он пожал плечами. – Что с тобой? О чем ты говоришь? Ты не узнаешь меня?
Анжель затрясла головой.
– Месье, я не знаю вас!
Кровь бросилась ей в лицо при воспоминании о том, что случилось между ними несколько минут назад, а в его глазах мелькнула усмешка.
– Не знаешь?
– Месье, я… – Она смешалась, но все-таки с трудом выговорила: – Я не знала вас раньше!
Он смотрел пристально, недоверчиво, и ласковая улыбка еще играла на его губах.
– Зачем ты это говоришь? Что за игру ты ведешь со мной? Сейчас не время. Я искал тебя по всему фронту, и только чудом в этой церкви…
И тут Анжель узнала его и с облегчением воскликнула:
– О, я вспомнила, вспомнила! Ну конечно!
Это восклицание осветило его лицо, как солнце освещает весь божий мир; он потянулся к Анжель, но замер при ее следующих словах:
– Я видела вас в той разрушенной церкви. Вы – монах, да?.. О, понимаю. Вы переоделись монахом, чтобы следить за отступающей армией? Вы – русский шпион?
Она сидела в его объятиях, оба они были голые и только что предавались безумной страсти, а все-таки он был враг!