Роковая красавица (Барыня уходит в табор, Нас связала судьба)
Шрифт:
– Вам не понравилось, Петр Романович? – почти с ужасом спросила Настя.
– Бог с вами, Настасья Яковлевна, я не это имел в виду! – отрывисто сказал человечек. – Но кто здесь мне объяснит, как из глупой и довольно пошлой песенки этот разбойник ухитрился смастерить древнегреческую трагедию?
С дивана грянул хохот. Маленькому Строганову пришлось даже ухватиться за край стола, чтобы не соскользнуть на пол. Ничего не понимающий Илья растерянно взглянул на Настю. Та пожала плечами, нахмурила брови.
– Не обращай внимания… Он всегда так.
– Глупая песня! Дурацкие слова! – кипятился Майданов. –
39
Драматический тенор (итал.).
– Пьер, mon cher, уймись, – наконец перестал смеяться Сбежнев. – Ты до смерти перепугал наших артистов. Еще не все они привыкли к твоим восторгам. Ведь это же восторг, не правда ли?
– Да! Да, да, да! – топнул ногой Майданов. Его голубые глазки разгорелись, пенсне съехало набок, галстук сбился к плечу. Подошедшая Стешка обеспокоенно погладила его по спине. Музыкант схватил ее за руку, решительно чмокнул в худое запястье и продолжал: – А ты, Серж, – варвар! Варвар и дикарь!
– Вот тебе раз! – развел руками Сбежнев.
– Именно дикарь! Настасье Яковлевне место на оперной сцене, а ты хочешь замуровать ее в четырех стенах своего Веретенникова! Что она будет там делать? Варить варенье, бегать с ключами по подвалам, рожать тебе потомство и толстеть?! Пфуй, как не совестно!
Снова раздался взрыв хохота. Привлеченные таким весельем другие цыгане побросали свои дела и подошли к дивану.
– Воля ваша, Петр Романович, только вы глупости говорите, – вдруг резко сказала Настя. – Куда мне в оперу? Что я там делать стану? Разве там без меня петь некому? Здесь меня вся Москва знает, а там я кем буду?
– Вы могли бы быть примой! – замахал короткими ручками музыкант. – Вы могли бы блистать в Италии, если бы послушали меня и занялись наконец нотной грамотой. Ведь это вовсе не так сложно, тем более при вашей музыкальности, при абсолютном слухе…
– Ску-учно это, Петр Романыч… – жалобно протянула Настя. И вдруг, хитро улыбнувшись, напела: – Слыхали ль вы за рощей глас ночной…
– Боже! – схватился за грудь Майданов. – Боже! «Евгений Онегин», дуэт Ольги и Татьяны! Неужели получилось?!
– А как же! Мы вчера весь вечер учили. Стеша, поди ко мне! Петр Романыч, окажите милость…
Музыкант подпрыгнул на стуле, вскочил, растолкал цыган и каким-то козьим аллюром поскакал к роялю. Кузьма предупредительно поднял крышку инструмента и, не желая пропустить самое интересное, уселся на полу рядом с педалями.
– Па-а-апрашу вас, юноша! – безжалостно вытолкнул его из-под рояля Майданов. – Педали мне понадобятся! Настасья Яковлевна, Степанида Трофимовна!
Обе девушки подошли к роялю. Стешка картинно облокотилась на полированную
В комнате воцарилось безмолвие. Из кухни пришли и застыли на пороге комнаты Марья Васильевна и Глафира Андреевна. Дядя Вася опустил руку с козырным королем, досадливо отмахнулся от ждущего хода Петьки Конакова. Впрочем, вскоре и Петька бросил карты и зачарованно уставился на поющих девушек. Мельком Илья видел широко раскрытые, блестящие глаза Кузьмы, восхищенную улыбку Митро, недоверчивое выражение на лице Якова Васильевича. Офицеры сидели спиной к порогу, и их лиц Илья не видел. Стешка вела нижнюю партию, вела неплохо, но Илья, подавшись вперед, весь сжавшись, словно в лютый мороз, слушал только Настю, только ее высокие и чистые ноты. Дэвлалэ, дэвлалэ… Как же так вышло, какой черт подшутил над ним, что теперь ему, Илье Смоляко, не жить без этой проклятой девки? Что делать, как вырваться? Ведь не будет доли, не будет судьбы, и думать незачем… Пропади она пропадом!
Чистые голоса умолкли, рояль исторг последний мягкий звук. Тишина. Бледный Майданов снял пенсне, зачем-то потер его о полу сюртука, дрожащей рукой положил на рояль. Чуть слышно прошептал:
– Богиня… – и взревел во всю мочь, так, что задребезжали замерзшие стекла и взвизгнула от страха Стешка: – На колени! На колени, варвары!!! Перед святыней красоты и таланта!!!
Первым упал на колени капитан Толчанинов.
– Настя, я сражен. Прости меня… За все, что наговорил тут сегодня. Я – старый одичавший осел…
– Владимир Антонович, бог с вами, встаньте! – всполошилась Настя. – Пол холодный, вы застудитесь! Сергей Александрович, и вы туда же! Господа, ну, я прошу вас!
Но офицеры уже поделили ее руки: князь Сбежнев горячо целовал один за другим тоненькие пальчики правой руки, Толчанинов уткнулся в ладонь левой. Настя растерянно переводила взгляд с одного на другого:
– Господа, ну будет… Ну хватит… Да что ж такое, никогда больше вам петь не буду! Никита Петрович, ну скажите хоть вы им!
Но маленький Строганов вдруг пружиной взвился с дивана, подлетел к Насте, схватил ее на руки и галопом заскакал по комнате под грохот падающих стульев и вопли цыганок, выкрикивая:
– Волшебница! Венера! Прелесть! Мимолетное виденье! Гений чистой красоты! С своей пылающей душой! С своими бурными страстями! О жены севера, меж вами она является порой! И мимо всех условий света… Сбежнев, отстань… стремится до утраты сил! Как беззаконная комета… Серж, я тебя застрелю, уйди! В кругу! Расчисленном! Светил!!!