Роковая красавица Наталья Гончарова
Шрифт:
Мой свекор находится здесь уже несколько недель, и я пользуюсь минуткой, пока он отлучился, чтобы написать тебе эти несколько строк. Хочу еще надоесть тебе с одной просьбой, но мне уже не так тяжело к тебе с ней обратиться. Не забудь о запасе варенья для нас; я не могу его сделать здесь, потому что тут почти нет фруктов; ты нам не откажешь, не правда ли, мой добрый братец?
Прощай, вот уже свекор возвращается домой, и я оставляю тебя, целуя от всего сердца тебя, жену, а также столько детей, сколько теперь у вас имеется, так как я надеюсь, что уже есть прибавление семейства.
Ради бога, хоть словечко в ответ, не следуй пословице: на глупый вопрос не бывает ответа».
(Начала письма нет)
«…для уплаты долгов и расходов по переезду; остальные 1000 руб. предназначаются мне на прожитие до сентября. Итак, я сейчас сижу без копейки и буду в таком же положении,
В течение всего лета Наталья Николаевна тщетно умоляла брата приехать и помочь ей своими советами, но так и не дождалась его. Отчасти это можно объяснить тем, что Дмитрий Николаевич ожидал родов жены (она родила 30 июня); заблаговременно до этого события он отвез ее в Калугу, потом, очевидно, прожил там с ней какое-то время после родов, пока можно было ей вернуться в Полотняный Завод. А там уже, ближе к осени, он, наверное, счел излишним ехать, полагая, что сестра в сентябре вернется в город. Дмитрий Николаевич так и не прислал ей деньги, которые был ей должен, и, видимо, вообще почти не писал ей: о рождении дочери он сообщил только 18 августа.
Бедная Наталья Николаевна чувствовала себя совершенно беспомощной, впервые очутившись одна в деревне, ничего не понимая в сельском хозяйстве. Как мы видим, Сергей Львович приехал в Михайловское задолго до Натальи Николаевны и прожил там до конца августа. В письме от 9 сентября 1841 года из Царского Села Вяземский пишет Наталье Николаевне, что встретил там ее свекра, вернувшегося из Михайловского. Высказывавшееся в некоторых исследовательских работах предположение, что Сергей Львович жил не в одном доме с невесткой, а в Тригорском у Осиповой или в Голубове у Вревских, письмом от 5 июня опровергается. Полагаем, что если бы даже у него и было такое намерение, Наталья Николаевна никогда не допустила бы этого, во избежание сплетен и пересудов. Но, учитывая мелочный и придирчивый характер свекра, думаем, что жизнь с ним доставила ей немало неприятных минут. Недаром остроумный Вяземский в письме к Наталье Николаевне называет его «бо-перчиком». [159]
159
Игра слов: beau-риrе – свекор (фр.).
Вспомним здесь, что отношения Пушкина с отцом всю жизнь были холодными. И хотя Сергей Львович искренне переживал гибель сына, отголоски этих отношений чувствуются и в последующие годы. Так, Сергей Львович отказался от своей доли наследства после смерти сына не в пользу вдовы с четырьмя детьми, а в пользу Ольги Сергеевны. «Подаренное» им в 1831 году Пушкину к свадьбе Кистенево было передано только в пожизненное владение и после смерти поэта вновь вернулось в собственность отца. В 1837 году по распоряжению Николая I была снята всякая задолженность с болдинских поместий старика Пушкина, следовательно, он получал значительные доходы, но, оплачивая карточные и другие долги младшего сына Льва, ничем не помогал Наталье Николаевне. И, как мы увидим далее, одолжив ей 2000 рублей, потребовал с нее «обеспечение» уплаты в виде письма в контору Строганова, с тем чтобы эти деньги вычли из ее пенсии…
Осложняли финансовые дела Натальи Николаевны и гости, посетившие в это лето Михайловское. В конце июля
«…Марья Ивановна была смолоду очень красива и соединяла блестящие дарования и остроумие с подкупающей добротой и необыкновенной пылкостью и отзывчивостью сердца».
В декабре 1840 года Иван Николаевич уволился со службы, как сказано в приказе, «по домашним обстоятельствам», по-видимому, в связи с тяжелой болезнью жены. По совету врачей он повез ее за границу лечиться. О приезде Гончаровых Наталья Николаевна писала Дмитрию.
«30 июля 1841 г. Михайловское
Я получила твое письмо, любезный и добрый брат, за два дня до приезда Вани, и эта причина помешала мне ответить на него сразу. Их приезд был для нас неожиданностью, а пребывание только в течение двух дней нас крайне опечалило. Мари очень плохо себя чувствовала, очень устала, но три ночи спокойного сна у нас ее немного подбодрили, и она была в состоянии продолжить путешествие. Здоровье Вани, мне кажется, тоже не блестяще, и хороший климат, я полагаю, ему так же необходим, как и жене. А сейчас мы находимся в ожидании Фризенгофов, которые собираются провести недели две с нами. Они будут постоянно жить в Вене; к счастью для нас, наш уголок лежит на пути за границу. Это доставляет нам радость, но также и печаль расставания со всеми нашими друзьями. Прощаясь с Ваней, мы имели надежду через некоторое время снова встретиться; совсем иное дело – Фризенгофы, нет шансов, что мы когда-либо увидимся, поэтому последнее прощание будет еще печальнее. Мы связаны нежной дружбой с Натой, и Фризенгоф во всех отношениях заслуживает уважения и дружеских чувств, которые мы к нему питаем.
Мне очень стыдно снова возвращаться к деловой теме. Попытаюсь кратко и точно изложить тебе состояние моих дел, чтобы извинить в твоих глазах мою настойчивость. Я никогда не сомневалась в твоем расположении, при всех обстоятельствах моей жизни ты мне давал в том доказательства, а неблагодарность никогда не была моим недостатком. Прочти же снисходительно то, что дальше последует; повторяю, если я говорю тебе о моих затруднениях, то только для того, чтобы хоть немного извинить мою надоедливость. Итак, вот каково мое положение. При отъезде, как я уже тебе раньше писала, я заняла 1000 рублей у Вяземского без процентов, без какого-либо документа. Срок возврата был 1 июля. Я знаю, что он в стесненных обстоятельствах, и мне было очень тяжело не иметь возможности с ним расплатиться. Позднее, плата за новую квартиру, которую мне подыскивают в П., требовала отправки такой же суммы. Мне были необходимы две тысячи рублей, а где их взять? Я могла их ожидать только от тебя, а твое последнее письмо лишило меня всякой надежды. При таком положении вещей я была вынуждена обратиться к свекру. Он согласился одолжить мне эту сумму, но при условии, что я верну ему деньги к 1 сентября. Ему нужно было обеспечение, и он настоял на том, чтобы я дала ему письмо к служащему строгановской конторы, который ему выдаст эти деньги из пенсии за третий – сентябрьский – квартал. Эта сумма выражается в 3600 руб., и я должна была жить на нее до января. Значит, мне остается всего 1600 рублей, из них мне придется платить за квартиру, на эти же деньги переехать из деревни и существовать – этого недостаточно, ты сам прекрасно понимаешь. Я не поколебалась бы ни на минуту остаться на зиму здесь, но когда ты приедешь к нам, ты увидишь, возможно ли это. Мне не на кого надеяться, кроме тебя. Итак, дорогой и добрейший братец, простишь ли ты мне, что я еще раз умоляю тебя прислать мне 2000 хотя бы к сентябрю, а остальные, которые мне причитаются или которые ты мне обещал на сентябрь, я буду считать себя счастливой и спокойной, если у меня будет надежда получить их к концу октября. Письмо к Носову, что ты нам обещал, еще не пришло; тысячу раз спасибо от нас обеих.
Что касается лошадей, единственное, что я тебя попросила бы теперь, это сообщить мне без промедления, можешь ли ты прислать мне их на зиму, потому что тогда мне надо сделать запас овса и обучить кого-нибудь на форейтора. Если же нет, я ограничусь извозчичьими лошадьми, и эти расходы не нужны.
Я полагаю, мать сейчас живет у тебя, но ничего не передаю ей, так как в моем письме говорится о делах, которые от нее надо скрыть, как ты того желаешь. Я надеюсь, что твоя жена уже родила, и хотела бы, чтобы мне не оставалось ничего другого, как послать вам от всего сердца свое поздравление.