Роковая любовь немецкой принцессы
Шрифт:
– Но почему?!
– Да ведь я уже сказала. – Екатерина никогда не отличалась терпеливостью в беседах с сыном, потому что терпеть не могла повторять одно и то же, а с ним это приходилось делать постоянно. – Потому что я не доверяю вашему выбору!
«Я вашему тоже не доверяю», – чуть не ляпнул Павел, однако перехватил предостерегающий взгляд Орлова и прикусил язык.
– Хорошо, но… но… мне бы хотелось, чтобы, прежде чем невеста будет отправлена в Россию, на нее посмотрело некое доверенное лицо. Человек, который знает мои вкусы, который видит жизнь как бы моими глазами, который знает, что я истинно понимаю под женской прелестью…
– Пустое это, – отозвалась
– Как же пустое?! Ведь если девица будет сюда уже доставлена, а я выскажусь против нее, ее придется отправлять назад, искать другую, снова привозить в Россию… Это ж сколько денег будет попусту потрачено, а времени сколько пройдет!
– Разумно, – пробормотал Орлов. – Ваше величество, великий князь говорит очень разумные вещи!
Екатерина неохотно кивнула. Затраченные средства – чепуха, но вот за то время, пока невесты будут шляться туда-сюда, Павлушка вовсе взбесится от неудовлетворенных желаний. Довольно с нее одного незаконного внука, с собственными незаконными детьми разобраться бы! Насчет доверенного лица в самом деле придется подумать.
– И кого же вы видите в качестве этого саvalier servante? [7] – спросила она с видом терпеливого снисхождения. И усмехнулась: ого, граф Орлов уже, кажется, готов предложить себя в качестве такового? Уж очень играет глазом!
Ну так и напрасно. Екатерина его не пустит. К тому же Павлу он и на ум не пришел в качестве чичисбея будущей великой княгини.
– Ну само собой, это должен быть граф Разумовский! – воскликнул наследник, настороженно глядя на мать: неужто воспротивится?! Неужто навяжет ему какого-нибудь занудного ментора, которому только старых лошадей подбирать для полка отставных инвалидов, а не красавиц-невест для принцев?!
7
Кавалер-серван, чичисбей – в Средние века так назывался платонический обожатель дамы, домашний друг и всегдашний ее спутник.
Однако лицо императрицы так и просияло улыбкой:
– Граф Разумовский? Который же из них? Полагаю, вы имеете в виду шалунишку Андре? Ну что ж… Удачный выбор!
Не пройдет и года, как императрица вспомнит и настойчивость сына, и эти свои слова… и еще знаменитого Мольера, который написал в одной из своих пьес: «Tu l’as voulu, Georges Dandin!» [8]
Ну а пока молодой Разумовский готовился к путешествию – и продолжал соучаствовать Павлу в его шалостях. Цесаревич решил должным образом проститься с холостой жизнью, и его похождениям, казалось, несть числа!
8
Несколько искаженная цитата из пьесы Мольера «Жорж Данден, или Одураченный муж»: «Ты этого хотел, Жорж Данден, ты сам этого хотел!»
– «Среди развлечений и забав принцесса, сделавшись женой Павла Петровича, всегда должна помнить то положение, которое занимает. А потому держать себя с достоинством и не допускать короткого обхождения, которое может вызвать недостаток почтительности», – медленно провозгласила ландграфиня, слегка запинаясь от почтительности к той, чьей волею были начертаны сии строки, и только собиралась продолжать, как ее перебила Вильгельмина:
– Неужели императрица думает, что вы, матушка, и наш батюшка
– Тише, дитя мое, – кротко ответила Генриетта-Каролина, оглядываясь, не слышит ли сопровождающий их барон Черкасов, как непочтительно относится будущая невеста цесаревича к «Наставлениям императрицы Екатерины II, данным княгиням Российским». Они были составлены самой императрицей и представляли собой краткие правила для той принцессы, которая будет «иметь счастье сделаться невесткой Екатерины и супругой Павла Петровича». – Конечно, ее величество так не думает. Слушайте дальше. «Что касается тех денежных средств, которые будут отпускаться на ее расходы, то ими она должна пользоваться благоразумно, чтобы никогда не делать долгов».
– Кстати, матушка, а вы не знаете, сколько мне будет положено «на булавки»? – небрежно перебила Вильгельмина.
Небрежность была очень даже деланая. Больше, чем вопрос о бюджете, ее заботило только одно: удастся ли ей пересилить себя и безропотно отправиться с этим невзрачным мужчиной в супружескую постель.
– Откуда же мне знать? – изумилась Генриетта-Каролина. – Об этом еще и речи не было! Ведь ты еще не только не жена, но даже не нареченная невеста принца Павла.
Амалия и Луиза, которые слушали правила с самым смиренным видом, сложив ручки на коленях и поджав губки, быстро переглянулись. Ай да Вилли! Не рано ли она начала показывать свой противный характер? Ведь русский медведь еще не убит, а она уже делит его шкуру.
Погрозив пальчиком строптивой дочери, Генриетта-Каролина вновь поднесла к глазам бумагу, исписанную каллиграфическим почерком секретаря императрицы:
– «Сделавшись женой Павла Петровича, принцесса не должна слушать никаких наветов злобных людей против императрицы или цесаревича, а в деле политики не поддаваться внушениям иностранных министров».
Вильгельмина фыркнула:
– Мне кажется, государыня слишком много на себя берет! Неужели она будет шпионить за мной, своей невесткой, чтобы убедиться, как я себя веду?
– Замолчи, глупая девочка! – не сдержалась ландграфиня. – Если ты будешь так много болтать, ты никогда не станешь невесткой императрицы!
Луиза и Амалия сидели потупившись, однако их маленькие сердца, стиснутые корсетами, колотились, как пойманные в капкан зверушки. В каждой принцессе пробудилась робкая надежда, что противная богемьен все-таки ошиблась в своих предсказаниях. Вильгельмина забыла, что и у стен есть уши! Вдруг кто-нибудь услышит ее ехидные реплики и донесет Екатерине о том, как непочтительно ведет себя эта принцесса? Вдруг Екатерина обратит свой благосклонный взор на другую сестру?..
Похоже, в голову Вильгельмины пришла эта же самая мысль, потому что строптивица наконец-то присмирела и молча внимала прочим наставлениям Екатерины, которые ландграфиня произносила с особым выражением почтительности и усердия:
– «Так как праздность влечет за собой скуку, последствием которой бывает дурное расположение духа, надо стараться исполнять все свои обязанности, искать занятий в свободные часы. Чтение образует вкус, сердце и ум; если принцесса сумеет найти в нем интерес, то это будет, конечно, всего лучше; кроме того, она может заниматься музыкой и всякого рода рукоделиями; разнообразя свой досуг, она никогда не будет чувствовать пустоты в течение дня. Столь же опасно избегать света, как слишком любить его. Не следует тяготиться светом, когда придется бывать в обществе, но надо уметь обходиться без света, прибегая к занятиям и удовольствиям, способным украсить ум, укрепить чувства или дать деятельность рукам…»