Роковая страсть
Шрифт:
Пол. Он здесь, в комнате. Не могу разобрать, о чем они говорят, и все-таки оба отходят подальше.
Я не возражаю, чтобы Пол ушел совсем — мне сейчас больше всего хочется, чтобы это случилось. Но он не уходит. Что же тогда он говорит Форду? Пусть брат вернется. Он моя единственная связь с реальностью, со всем тем, что — не я.
Через какое-то время я отключаюсь и засыпаю, но перед этим успеваю попросить Бога, чтобы Форд не оставлял меня здесь одну. Мне жаль мой «порше», ставший на дне океана добычей глупых рыб.
Я поставил «форд» на одно из
Не менее экзотическим казалось и название главной улицы Эджертона — Пятая авеню. До сегодняшнего дня я был в городке только раз и, помнится, услышав это название, чуть со смеху не помер. Пятая авеню, а параллельно ей по обе стороны бегут четыре улочки, упирающиеся в утес, и лучами расходятся на север и запад еще несколько переулков, правда, довольно длинных.
Судя по первому впечатлению, за минувшие годы здесь мало что изменилось. Кругом теснятся коттеджи застройки двадцатых годов, и лишь на боковых улицах посвободнее. Здесь на больших участках земли стоят дома, стилизованные под ранчо, — такие вошли в моду уже в шестидесятые. На холмах выросли почти вровень с верхушками утесов современные здания из дерева, стекла и бетона, а на склонах, сбегающих к побережью, обосновались постройки поскромнее.
В «Лютике» стоящая за стойкой красного дерева тощая дама с пробивающимися над верхней губой усиками сообщила мне, что свободных номеров в отеле нет. Я подумал о пустой стоянке и окинул глазами холл, но не увидел ни единой живой души.
— Хлопотливое время года, все по делам ездят, — промычал я.
— В городе съезд. — Дама порозовела и уставилась поверх моего плеча куда-то в стену, покрытую обоями с изображением капустных кочанов.
— Съезд в Эджертоне? Здесь собираются выращивать цветы?
— Нет-нет, цветоводы ни при чем. Сегодня у нас дантисты, протезисты, или как их там. Собрались люди со всей страны. Весьма сожалею, сэр.
Интересно, а что же тогда в Эджертоне считается мертвым сезоном, думаю я, возвращаясь к машине. И почему мне отказали в номере? Неужели всего лишь из-за того, что я агент ФБР? Ну да, кому же хочется иметь под боком полицейскую ищейку? Сам-то я себе казался самым тихим клиентом, какого только можно вообразить.
Свернув с Пятой авеню налево, я поехал в северном направлении по Ливерпуль-стрит, а затем резко повернул на восток. Прямо за утесом в глаза мне бросился холм, выросший ярдах в пятидесяти от него, — он был сплошь покрыт елью и кедром. К подножию его прилепился большой дом из красного кирпича, окруженный деревьями, многие из которых склонились к земле под напором океанских ветров.
Это дом номер двенадцать — жилище Пола и Джилли. Построен он не больше трех-четырех лет назад и удивительно похож на особняк, в котором они жили в Филадельфии. Напротив я заметил полицейский автомобиль.
Остановившись поблизости и раздумывая, сколько еще Пол пробудет в больнице, я
— Пола поджидаете? — Я сунул голову в открытое с пассажирской стороны окно.
За рулем сидела женщина лет под тридцать в безукоризненно пригнанной форме, перетянутой в талии широким черным поясом, к которому была прицеплена кобура со столь хорошо мне знакомым девятимиллиметровым «ЗИГ-Зауером».
— Точно. А вы кто такой?
— Форд Макдугал из Вашингтона, брат Джилли. Приехал узнать, что здесь произошло.
— Так это вы агент ФБР? — В голосе шерифа прозвучало глубокое сомнение.
Я протянул руку в открытое окно.
— Можете звать меня просто Мак. На ней были черные кожаные шоферские перчатки, прохладные и на удивление мягкие.
— Мэгги Шеффилд. А вы прямо из больницы?
Я кивнул.
— Ну и как там Джилли?
— Никаких перемен. Я оставил с ней Пола. Он тоже не совсем в себе.
— Неудивительно. Не каждый день жена срывается с обрыва, а затем оказывается на больничной койке. — Казалось, она сама вот-вот заплачет.
— Джилли давала вам свою машину?
— Да, однажды. Забавно, я ведь не люблю ездить быстро и никогда не езжу, а тут сажусь за руль, смотрю на приборную доску, и нога сама по себе выжимает акселератор. Глазом моргнуть не успела, как на тебе — уже восемьдесят. Хорошо еще легавых поблизости не было. — Она подмигнула мне и на секунду отвернулась. — Джилли прямо влюбилась в эту игрушку. Разъезжала взад-вперед по Пятой, распевала что-то, хохотала как безумная, сигналила. Люди выходили из лавок, домов и тоже включались в игру, заключая с Джилли пари, что при такой езде она наверняка сломает себе шею.
— Они выиграли.
— Да, но не потому, что Джилли так вела себя за рулем. Тут что-то другое. — Голос Мэпги вновь сделался угрюмым. — Просто бред какой-то. Роб Моррисон, полицейский из дорожной службы штата, который вытащил Джилли из утонувшей машины, говорит, что, подъезжая к утесу, она заметно увеличила скорость. В том месте дорога круто идет под уклон, и, выходит, она сама решила нырнуть в воду. Но этого никак не может быть: Джилли не из тех, кто сводит счеты с жизнью.
Мэгги помолчала, рассеянно посматривая на деревья на противоположной стороне улицы.
— Полагаю, у вас на этот счет никаких мыслей?
Мне бы просто кивнуть, но сказалось то, что сказалось:
— Мысли есть, просто я в них еще никак не разберусь.
Она неожиданно рассмеялась, громко и от души.
— Понимаю, вы брат Джилли, но в первую очередь — федеральный служащий, а федералам темнить не пристало. Так что у нас все-таки случилось?
— Все дело в том, что сейчас я в отпуске и здесь нахожусь всего лишь в качестве родственника потерпевшей. — В животе у меня заурчало. — Вот что я вам скажу, шериф: Пол сейчас в больнице, и поскольку «Лютик» заполонили участники съезда дантистов и протезистов, я поживу пока в этом доме. А сейчас мне надо бы перекусить чего-нибудь, не то я с голоду помру.