Роковая татуировка

Марр Мелисса

Ниалл начал с нескольких дежурств, а затем выходил на них все чаще и чаще. Охранял он главным образом Лесли, остальные подопечные королевы волновали его куда меньше. В этой девушке ранимость уживалась с нахальством, робость — с отвагой. В давно прошедшие времена, когда смертные были для него лишь игрушками, он бы перед ней не устоял. Но теперь стал сильнее.

«И лучше».

С трудом отогнав эти мысли, Ниалл принялся глазеть на то, как соблазнительно она покачивает на ходу бедрами. По темным улицам Хантсдейла Лесли расхаживала без боязни, что граничило с глупостью. И противоречило ее собственному опыту. Впрочем,

возможно, она сидела бы дома, будь этот дом безопасным. Что дело обстоит совсем не так, Ниалл понял в первое же дежурство — стоял у дверей и слушал голоса ее пьяного отца и мерзавца брата. Снаружи дом Лесли выглядел очень мило. Но то была лишь видимость.

Как и многое другое в жизни этой девушки.

Он посмотрел на ее длинные ноги в туфлях без каблуков, на обнаженные икры. Весна после многовековых холодов выдалась на удивление теплой, и смертные с удовольствием сбрасывали с себя лишнюю одежду. Глядя на Лесли, Ниалл радовался этому.

— Хорошо, что ты сегодня в удобной обуви. Как отработала в прошлый раз, в тех элегантных туфельках с такими высокими каблуками, что мне и подумать страшно? — Он покачал головой. — Правда, они были красивые. Ну ладно, признаюсь. Твои голые щиколотки еще красивее.

Лесли шла в ресторан. Там она нацепит дежурную улыбку и будет кокетничать с посетителями. Он проводит ее до дверей и останется ждать снаружи, глядя на входящих и выходящих, оберегая ее от всех, кто может обидеть. Все как обычно.

Порой он пытался представить себе, как бы она отреагировала, если бы узнала его истинное обличье. Пришла бы в ужас при виде многочисленных шрамов? Прониклась бы отвращением к нему из-за гнусностей, сотворенных им до того, как он стал подданным Летнего двора? Спросила бы, почему он стрижет волосы так коротко? И если бы спросила, что бы он ответил?

— Ты убежала бы от меня?

Сердце забилось быстрей при мысли о преследовании смертной девушки. Но тут же Ниалл почувствовал отвращение к себе.

Из проезжавшего мимо автомобиля Лесли засвистели какие-то подростки. Один высунулся из окошка, проорал что-то сальное, видимо полагая, что вульгарность делает его настоящим мужчиной. Музыка, гремевшая в машине, заглушила его голос, и слов Лесли наверняка не расслышала. Но остановилась, почуяв угрозу, и напряглась.

Машина проехала, грохот музыки затих вдали.

Ниалл шепнул Лесли на ухо:

— Это просто глупые дети. Иди, не бойся. Где твоя летящая походка?

Она вздохнула — так тихо, что он бы не услышал, если бы стоял чуть в стороне. Зашагала дальше. Плечи слегка расслабились, но настороженное выражение лица осталось. Эта настороженность, кажется, никогда не исчезала. Как и тени под ее глазами, которые не скрывала косметика. Как и синяки от ударов жестокого брата, которых не скрывали длинные рукава.

Если бы Ниалл мог вмешаться…

Но он не мог. Ни в ее жизнь, ни в отношения с братом. Ему это запретили. Оставалось лишь говорить с нею. Пусть даже она его не слышала.

Он тихо сказал:

— Я никому не позволил бы прогнать улыбку с твоего лица, будь мне это разрешено.

Лесли на ходу завела руку за спину, коснулась своих лопаток. Оглянулась в сторону тату-салона. На ее губах заиграла улыбка. Ниалл уже видел такую улыбку, когда девушка выходила из «Иголок».

— А-а, ты наконец решилась украсить свое чудесное тело. И что

же это будет? Цветок? Солнце? — Ниалл обласкал взглядом ее стройную спину.

Они добрались до ресторана. И перед входом плечи Лесли вновь поникли.

Ему хотелось обнять ее, утешить. Но он мог лишь пообещать, как всегда:

— Я буду ждать тебя здесь.

Ах, если бы она ответила! Сказала бы, что с радостью встретится с ним после работы. Но Лесли, конечно же, промолчала.

И к лучшему. Он понимал это, однако на душе легче не стало. При Летнем дворе Ниалл пробыл достаточно долго, чтобы почти забыть о своей истинной сущности. Но, глядя на Лесли, видя прелесть ее и пылкость… В те далекие времена, когда Ниалл был фэйри-одиночкой и носил другое имя, он бы действовал без колебаний.

— Но я согласен с Айслинн. И буду охранять тебя, — шепнул он девушке на ухо. По щеке его скользнули ее мягкие душистые волосы. — Беречь от всех — и от себя самого.

Глава 3

Айриэл молча смотрел на мертвую фэйри у своих ног. Темная фэйри, одна из его подданных, Гвин носила личину смертной так часто, что чары еще не развеялись до конца. В тусклом утреннем свете видна была лишь половина ее истинного прекрасного лика, вторая же являла собой подкрашенную людской косметикой маску. На Гвин были синие штаны в обтяжку — джинсы, как она вечно ему напоминала, — и топ, едва прикрывавший грудь. Этот жалкий клочок ткани насквозь пропитался ее кровью. Кровью фэйри, пролившейся на грязную землю.

— Как? Как это случилось, a ghrа [1] ?

Айриэл нагнулся, откинул с ее лица окровавленные волосы.

Кругом валялись пустые бутылки, окурки, использованные шприцы. Обстановка обычная для этого места — оно всегда имело дурную славу, а когда смертные повадились устраивать здесь территориальные разборки, сделалось еще омерзительней. Необычно было лишь то, что жизнь подданной Айриэла оборвала пуля смертных.

Случайная, возможно, но это ничего не меняло. Гвин была мертва.

1

 Любимая (ирл.).

Топтавшаяся напротив высокая тощая банши [2] , вызвавшая сюда Айриэла, спросила:

— Что будем делать? — И заломила руки, пытаясь удержаться от стенаний, к которым ее призывал природный инстинкт.

Долго противиться этому инстинкту она не могла. Но Айриэл пока не знал, что ответить.

Он поднял с земли гильзу, повертел ее в пальцах. Медь для фэйри не представляла опасности. Как и свинец, уже извлеченный им из мертвого тела. Тем не менее Гвин убили самой обыкновенной пулей.

2

Банши— особая разновидность фэйри в ирландском фольклоре и у жителей горной Шотландии. Они опекают старинные человеческие роды. Своим плачем они предупреждают о предстоящей смерти. Когда же банши собираются плакать вместе, это предвещает смерть какого-то великого человека.