Роковая женщина

Корда Майкл

— Мы с Букером, безусловно, отдадим его на экспертизу, мистер Стерн.

— Делайте, что хотите. У нас есть завещание. И брачное свидетельство.

— Ах, да, брак, — де Витт медленно процедил это слово, с выражением нескрываемого отвращения на лице. — С этим мы хотим ознакомиться поближе.

— С чем тут знакомиться? Если вы хотите видеть копию брачного свидетельства, мы ее предоставим.

— Благодарю, в этом нет необходимости. — Де Витт извлек другой лист бумаги, держа его так, словно это было нечто грязное, до чего он не хотел дотрагиваться. — Подписано шофером. — Он покачал головой. — Я бы возлагал на него

не больше веры, чем на Бакстера Троубриджа, если б был на вашем месте.

— Мистер де Витт, я не собираюсь терпеть ваши намеки, что мы с Артуром не были женаты.

— Я ни на что не намекаю. Я просто задаю вопросы.

— На которые моя клиентка не будет отвечать, де Витт. В любом случае, все, что слышу, просто грязная смесь оскорблений и угроз.

— Если б она имела место, мистер Стерн, вы бы, конечно, сразу ее распознали, поскольку широко известно, что это ваш стиль.

— Пожалуйста, — твердо сказала Алекса, начиная испытывать к обоим юристам почти равную неприязнь. — Я пришла сюда не для того, чтобы сражаться — или отвечать на вопросы. Я не хочу повредить семье Артура.

— Повредить им? Мне странно это слышать! Артур Баннермэн был больным человеком, фактически, смертельно больным. Его собственный врач это подтвердит. Он отказывался от лечения и сильно пил. Несмотря на запрещение врача, должен я добавить. В таком состоянии, которое, милосердно выражаясь, можно назвать неадекватным, он был вовлечен в поспешную брачную авантюру и принужден написать новое завещание, не более чем через двадцать четыре часа после того, как врач сообщил ему правду о его сердце. Через день он умер, при обстоятельствах, слишком отвратительных, чтоб их обсуждать. И, базируясь на таком убогом наборе фактов, вы претендуете на одно из крупнейших состояний в Америке. И еще говорите мне, что не хотите повредить семье Баннермэнов! Чего уж больше того вы могли им причинить, могу я спросить?

Она уставилась на де Витта, едва слыша, что он говорит.

— Доктор действительно сказал ему, что он умирает? Когда? За два дня до того, как мы поженились?

— Конечно, — нетерпеливо фыркнул де Витт. — Я сам с ним разговаривая.

Некоторое время она сидела молча, уйдя в себя. На де Витта она смотрела сквозь пелену слез, которые напрасно пыталась сдержать. Она старалась вспомнить, как вел себя Артур в тот день, когда по ее настоянию пошел к врачу, — визит, который он описал как обычный осмотр. Он, казалось, совсем не был встревожен. Вечером, когда они встретились, он держался совершенно свободно и расслаблено. Он раскладывал пасьянс перед камином, обложившись каталогами аукционов, на карточном столике стоял недопитый стакан. — «Выписан вчистую! — воскликнул он. — Чертовская потеря времени и денег».

До нее никогда не доходило, что причиной его внезапного решения жениться на ней — и поспешность, с какой он это устроил, — было сознание, что он в любой момент может умереть. До посещения врача он мыслил о будущем в перспективе лет, а при удаче — десятилетия или больше. Но когда он тем вечером раскладывал пасьянс, он уже знал, что его будущее измеряется месяцами, возможно, даже днями?

Почему он не рассказал ей? — с горечью спросила она себя. Но, конечно, он не мог этого сделать. Это значило бы для него пойти против собственного кодекса чести. Его приводила в ужас мысль, что она будет считать его инвалидом. Ему нужно было жениться на ней, потому что он, возможно, будет не в состоянии сделать этого

после, ему нужно было срочно написать завещание, на случай, если он умрет до того, как успеет произвести полные формальные изменения по перераспределению состояния, ему нужно было завещать ей претворить его намерения в жизнь, потому что он больше не был уверен, что успеет сделать это сам…

— Я сказал, что сам говорил с врачом, — громко повторил де Витт, словно она была глухая.

Ей был противен звук его голоса, напыщенный тон человека, сверх всякой меры уверенного в собственной значимости. Де Витт, убедилась она, мог быть редкостным хамом, когда считал, что дело сойдет ему с рук, и он, ясное дело, считал, что это ему сойдет, когда он разговаривает с ней.

— Я вас слышала, — бросила она. — Вы полагаете, будто я знала, что Артур умирает, и заставила его жениться на мне и написать новое завещание.

Он слегка сбавил обороты.

— Я ничего такого не имел в виду, но у меня возникала мысль, что вы могли… — он сделал паузу, затем вывернулся, — воспользоваться преимуществом.

— Я протестую, де Витт! — сказал Стерн. — Моя клиентка здесь не для того, чтоб ее оскорбляли.

— А я, надеюсь, и не оскорбил ее, советник. Я просто обращаю внимание на состояние рассудка моего покойного шурина. Позвольте мне внести ясность, что семья Баннермэнов не имеет дурных намерений по отношению к вашей клиентке. — Почему, спросила она себя, никто из них не называет ее по имени? — Они просто озабочены судьбой Треста. И защищают свои права, нарушенные неожиданным капризом умирающего.

Стерн пожал плечами.

— Неожиданным, может быть. Капризом — мы отрицаем, и вы не сможете этого доказать.

— Капризом, мистер Стерн. — Де Витт даже не потрудился скрыть пренебрежение в голосе. — Вы знаете, что это не одно из обычных ваших дел. Мы обсуждаем не несколько несчастных сотен тысяч долларов, оставленных по завещанию какого-нибудь галантерейщика. — Его усики образовали узкую, прямую линию над тонкими губами. Он что, их красит? — подумала Алекса. — Мы говорим о состоянии Баннермэнов!

Стерн выпрямился. Глаза его сверкнули.

— Не тычьте мне «галантерейщиком», де Витт! — рявкнул он. — Я знаю, на что вы намекаете, и не потерплю этого от какого-то кабинетного юриста с Уолл-стрит, который не вел ни одного процесса уже не один десяток лет!

Де Витт надулся как рассерженный индюк.

— Я ни на что не намекаю, мистер Стерн. Я глубоко уважаю ваших коллег. Некоторые из наиболее ценных моих сотрудников…

— Замолчите! — голос Алексы прозвучал так громко, что удивил ее и оглушил Стерна и де Витта. — Вы оба! Я не заинтересована в деньгах.

Наступила тишина. Де Витт полузакрыл глаза, словно бы погрузившись в свои мудрые мысли, и разглаживал усики. Стерн бросил на нее сердитый предупреждающий взгляд.

— Ради Бога, Алекса, позвольте говорить мне, — взмолился он.

— Нет. Я вышла замуж за Артура не из-за денег. Я вышла за него, потому что он меня просил… потому что он хотел этого. Семье Баннермэнов и мне придется сосуществовать друг с другом.

— Вот как? — Взгляд де Витта блуждал по кабинету, словно что-то ища, — задержался сначала на полуоткрытой двери в конференц-зал, затем вернулся, чтобы мрачно упереться в лицо Алексы. — Мистер Стерн имеет полное право защищать ваши интересы, молодая леди. За это вы ему и платите. Но вам лично по средствам продолжать борьбу через суд? Не говоря уж о потере времени, о сложностях, об огласке.