Роковое наследство (Опасные связи)

Майклз Кейси

Совершенно очевидно, что Мелани не разделяет любви его матери к цветам.

Вид разрушившейся теплицы снял с глаз Люсьена ностальгические розовые очки, и он обратил внимание на то, в каком убожестве вообще пребывает Тремэйн-Корт.

Трава перед воротами в передний двор разрослась так, что они теперь не закрывались, а подъездная гравийная аллея превратилась в грязную дорогу. Там и сям возвышались толстые стебли сорняков, увенчанные полными семян коробочками, словно бравые солдаты, уцелевшие после артиллерийского

обстрела.

Высокие дымовые трубы явно не чистили ни разу с тех пор, как он ушел на войну, а одна труба, меньших размеров, просто развалилась.

По обе стороны от парадного подъезда были посажен тисы, заботливо подстригавшиеся каждый год. Теперь они разрослись так, что наполовину заслонили массивную дубовую дверь.

Прежде сверкающие окна были темными, как бы специально, чтобы солнечный свет не смог проникнуть внутрь дома.

Он заметил потеки сырости на потрескавшейся башенке, венчающей северное крыло дома.

Такой особняк, как Тремэйн-Корт, требует неустанной заботы — Эдмунд сам неоднократно повторял это Люсьену. Люсьен хорошо запомнил его уроки — в отличие от самого Эдмунда.

Мрачное, заброшенное здание мало напоминало ему тот сиявший чистотой и уютом дом, в котором прошла его юность и воспоминания о котором служили ему опорой в течение долгих военных лет. Все время, пока Люсьен был на Полуострове, он беспокоился, как содержится Тремэйн-Корт в его отсутствие. Однако реальность оказалась страшнее его самых мрачных опасений. От конька черепичной крыши до потрескавшихся ступеней крыльца дом, казалось, кричал о безразличии, упадке и бесчестье.

Безудержный гнев охватил Люсьена. Руки его с силой вцепились в поводья.

Нельзя было сказать, что Тремэйн-Корт изменился к худшему. Он попросту умер.

— Господь да проклянет его! — вскричал Люсьен, обращаясь к небесам, так что с ближайшего дерева испуганно снялась воробьиная стая. — Господь да проклянет его, ниспошлет ему все муки ада!

Окажись в этот миг перед Люсьеном Эдмунд Тремэйн, Люсьен убил бы его не задумываясь. Он едва не пустил лошадей галопом вниз по дороге, чтобы пронестись по переднему двору и немедленно повстречаться с человеком, ставшим виновником этого упадка.

Люсьен посмотрел на другой край луга, где расположилось маленькое семейное кладбище, которое он посетил год назад в смутной надежде найти объяснение тому кошмару, в который он был ввергнут по возвращении с войны. И постепенно он почувствовал, как гнев покидает его, уступая место легкой грусти. Тремэйн-Корт уже давно не нуждается в его заботах, и какое ему дело — будет ли он самым прекрасным поместьем в округе или будет сровнен с землей.

Шевельнув вожжи, он направил коляску по едва заметной тропке к воротам кладбища.

Потом у него будет достаточно времени, чтобы разобраться с Эдмундом Тремэйном. А теперь он намерен посетить место, где обрела вечный покой та, что дала

ему жизнь, что дарила ему бескорыстную любовь и умерла, когда он не мог поддержать ее, предоставив ему самому управляться с последствиями единственного в ее жизни обмана.

Кэтрин д'Арнанкорт подняла глаза от книги и обнаружила, что солнце уже поднялось над крышей Тремэйн-Корта — а значит, пришло ей время вернуться к своему подопечному. Она захлопнула книгу и, не желая уходить, взглянула на могилу Памелы Тремэйн.

— Мне пора идти, Памела, — как ни в чем не бывало произнесла она, поднимаясь с маленькой каменной скамеечки и накидывая на плечи тонкую шаль. Она уже почти целый год приходила на кладбище, сочтя, что беседовать с покойником хотя и довольно странное занятие, но все же не такое глупое, как беседовать с самой собой.

Она провела в Тремэйн-Корте уже больше двух лет, сначала как кормилица Нодди, а потом как компаньонка хозяина дома. Она не назвала бы эти годы ни счастливыми, ни несчастливыми. Это было скорее преддверие ада, во всяком случае удаленное от тех земных невзгод, с которыми она столкнулась после своего бегства из Ветел.

Однако Кэт, благодаря силе своего характера и молодости, смогла за время пребывания здесь вновь обрести жажду жизни, борясь с мыслями о том, что она упустила что-то важное, что жизнь уготовила для Кэтрин д'Арнанкорт нечто более значительное, нежели неприятности в прошлом или тупое прозябание в настоящем.

Скоро она отметит свой двадцать первый день рождения, и ей больше не будет нужды укрываться в Тремэйн-Корте, под угрозой разоблачения и водворения в отцовский дом или же в лечебницу для умалишенных, которой пригрозил ей отец в случае, если она не раскается в своих грехах. Скоро она станет сама себе хозяйкой.

Она не позволяла себе мечтать о возвращении в Ветлы. Прежняя жизнь казалась ей такой далекой, что она уже почти приучилась не думать о ней.

Кроме летних месяцев, когда перед ней ярко вставали воспоминания о том, как она сидела в застекленной мансарде, рисуя акварели, а рядом была ее любимая мама, которая пела ей песни или рассказывала смешные истории, и над ними они вместе смеялись до слез, а потом являлась гувернантка и уводила ее на очередной урок в уютную классную комнату в верхнем этаже.

Кроме осени, когда резкие звуки охотничьих рогов и лай гончих вызывали картины верховых прогулок на ее любимом жеребце Пакеретте: она несется галопом по жнивью, а из-под копыт коня летят комья земли и остатки пшеничной соломы.

Кроме зимы, когда первый снежок напоминал ей, как, закутавшись в плед до самого носа, прижавшись к отцу, она ехала в расписных санках: в лунном свете поблескивают и мягко позванивают поддужные колокольчики — они возвращаются в канун Рождества с праздничного обеда у кузена Роджера.