Роковое наследство (Опасные связи)
Шрифт:
Голова Люсьена величаво повернулась, и он кинул на нее взгляд через плечо, слегка приподняв одну бровь .
— Честно, дорогая? После того, что ты изволила продемонстрировать, я сильно сомневаюсь, имеешь ли ты хотя бы отдаленное представление о том, что означает сие слово. Доброй ночи.
— Люсьен! Не бросай меня! — Мелани смотрела, как он уходит. Она ненавидела его, она хотела его так, что все ее тело болело.
Невероятность происшедшего ошеломила ее. Все ее надежды, все ее мечты — все рухнуло. Ее обожаемый Люсьен ее ненавидит.
Никто еще не смел ненавидеть Мелани. Никто.
Но все любили Мелани. Даже Фелиция. Красавица Мелани. Милая Мелани. Мужчины, женщины — никто не мог устоять перед ее красотой. Даже Эдмунд любил ее. Она может вернуть его в один момент, если захочет. Да, может! Она может получить любого мужчину. Но не Люсьена. Не ее обожаемого Люсьена. Она отдала ему то, чего не удостоился ни один мужчина на свете, она дала ему свою любовь.
И он втоптал ее в грязь.
Мелани развернулась на месте и бесцельно прошлась по гостиной, чувствуя себя опустошенной, разбитой. Вместе с тем знакомый плотский голод безжалостно терзал ее, требуя удовлетворения.
Неужели эта боль так и останется в ней? Неужели она обречена мучиться от этого ужасного голода до конца своих дней, постоянно пытаясь утолить его и всегда оставаясь не удовлетворенной полностью, чтобы хоть на минуту обрести покой?
К черту Люсьена Тремэйна! К черту, пусть его корчится в самом ужасном, самом жарком адском огне! Он может спасти ее. Только Люсьен. Все ее приспособления, все ее любовники и любовницы могут дать лишь временное успокоение, они лишь изматывают ее, но не удовлетворяют до конца. Только его любовь, его ласки могут полностью удовлетворить ее.
А он отказался. Он оттолкнул ее, и не раз, не два — трижды! И он расплатится за это, Мелани клянется. Она заставит его заплатить!
Мелани резко повернулась и помчалась к столику с напитками, надеясь хотя бы в вине обрести некое подобие утешения, но не успела она снять крышку с тяжелого хрустального графина, как ее покинули остатки самообладания.
Мгновение спустя пол был усеян мириадами блестящих осколков, а на китайских обоях ручной росписи растекалось огромное кроваво-красное пятно.
Перепуганный Бизли тут же примчался в гостиную и увидел, что Мелани стоит на коленях, поджав ноги под себя, под прикрытием подола устроившись так, что пятка правой ноги вдавилась ей в лоно. Руками она обхватила себя за плечи что было сил, и раскачивалась взад-вперед, взад-вперед, закусив нижнюю губу.
— Пошли за ним, Бизли, — пробормотала она. Дальнейших разъяснений не требовалось — дворецкий знал, что должен делать и за что ему платят.
Повернув голову, Мелани заглянула в зеркало Памелы Тремэйн, и оттуда на нее взглянула Мелли: глаза широко распахнуты, тело скрючено на полу — и тем не менее все та же прекрасная Мелли. Она просто как чудесный летний цветок, сорванный в самом соку. Все то же. Все повторяется. Красота при ней, а вместе с ней и похоть. Как только Люсьен смог смотреть на нее и не любить?
— Скажи,
Нижняя половина ее тела начала судорожно подергиваться — эти судороги предвещали спровоцированный ей самой оргазм. Но такие упражнения никогда не дают полного оргазма. Только дразнят этот голод. И эту неутолимую боль. Ни голод, ни боль никогда не оставляют ее. Только Люсьен оставил ее, оставил ее любить саму себя. Снова. Бедная Мелли. Бедная, бедная Мелли.
— Но, мадам, как же обед?
Неужели ей теперь так и проводить свои дни в окружении идиотов? Кретинов?
— Делай, что я сказала, или свой следующий обед ты будешь жрать на помойке!
Кое-как она поднялась с пола, обхватив себя руками, словно стараясь зажать свежую рану, и заковыляла к двери на террасу.
— Быстрее, Бизли! Скажи ему, что Мелли будет ждать в обычном месте.
Граф Гай де ла Крукс привязал лошадь к огромному дереву в достаточном удалении от стен Тремэйн-Корта и в свете луны, то и дело выглядывавшей в просвете между туч, добрался до укромной двери, через которую можно было попасть в мансарду в северном крыле. Он двигался очень осторожно.
Вытащив из жилетного кармана ключ, он как можно быстрее проскользнул внутрь, аккуратно запер за собой дверь, поднялся по каменной лестнице к еще одной двери, через которую можно было попасть в элегантно обставленную комнату, где, вне всякого сомнения, лежит Мелани Тремэйн, поджидая его. Или же в засаде на него. Это было существенным различием.
Еще с порога он ощутил сладковатый запах опиума и улыбнулся, подумав, что она начала без него. Она была ненасытна, эта миниатюрная белобрысая сучка, и так восхитительно талантлива.
А вот и она — лежит обнаженная на скомканных простынях, спиной к нему, ноги широко раздвинуты и закинуты на резную спинку кровати, а прелестные ручки заняты своим делом между бедер. Сколько раз она успела позабавить самое себя, пока он в своем коттедже не спеша приканчивал обед, заставляя ее ждать? Два раза? Три? Пожалуй, не меньше десяти. Она вполне готова к небольшому развлечению, к игре не по правилам.
Эта мысль огнем прошлась по его жилам.
Он поздоровался с ней по-французски, зная, что она не понимает ни слова. Это позволяло ему с легкостью крыть ее грязнейшими ругательствами в разгаре их любовных игрищ. Не поспевая за воображением, тело Гая только теперь начало реагировать.
Вступления не предвидится. Да и к чему тратить свои таланты на то, чтобы возбуждать ее, когда она уже давно готова? Быстро скинув панталоны, не говоря ни слова, он подскочил к кровати. Встал на колени, грубым рывком расправил ей руки, а ноги опустил со спинки. Перевернув ее на живот, он подтащил ее зад к краю кровати. Мелани вскрикнула, когда он взял ее сзади, ворвавшись одним движением, грубо тиская и раздвигая пухлые ягодицы.
Она попыталась было приподняться на локтях, но он пихнул ее вниз, уткнув лицом в простыни, заглушавшие страстные мольбы делать это еще и еще — всегда. Он отнюдь не был уверен в том, что не придушит эту красивую, неотразимую сучку на месте, если сегодня вечером она опять обзовет его Люсьеном. Всякому терпению есть предел!