Роковое наследство
Шрифт:
Когда-то давно – мы жили в ту пору на юге Франции, и я все надеялся, что солнце и морской воздух излечат мою бедную Ирен, я имею в виду твою маму – один несчастный попросил нас спрятать его. Полиция гналась за ним по пятам. Прежде он сражался в Африке, а вернувшись, в припадке безумной ревности убил свою жену – даже
– Несчастного ослепила любовь, – сказала она мне. – Он смеется лишь для виду, а душа его рыдает.
Она была права. Есть такие женщины, чьи поцелуи опаснее укусов тарантула. Солдат был человеком неплохим, он был смелым и добрым, но вот надругательств над собой он не вынес.
Мы приютили его, утешали, как могли. Уходя, он сказал Ирен: «Вы сделали мне много доброго, быть может, и я отплачу тем же кому-нибудь из ваших близких».
Вот он-то, дочка, и точил теперь нож в ветхом домишке; рядом с ним приплясывала, бранясь и что-то напевая, пьяная старуха, а я стоял снаружи. Кругом бушевала буря, на меня низвергались целые потоки дождя, но я не двигался с места. Я радовался буре, хотя и понимал, что вот-вот умру. Но через несколько минут мой организм не выдержал ожидания смерти, я потерял сознание и упал, ударившись головой о каменный порог. Очнулся я в постели, у моего изголовья сидел разбойник Куатье. Представляешь, оказывается, за все эти годы он не забыл нас. «Я часто думал о вашей жене, – сказал он. – Она святая. Ведь она умерла, да? Только злые живут долго, а таких, как она, Бог рано прибирает. Что ж, я помню свое обещание и выполню его».
Письмо выпало из рук девушки. Какое-то время она сидела неподвижно в кромешной тьме.
– Нет, он не сумасшедший, – пробормотала она. – Но разве человек в здравом уме может повторять одно и то же, одно и то же, одно и то же в десяти письмах?
Внезапно по телу ее пробежала дрожь.
– Как же долго нет Жюлиана! – воскликнула она. – Я чувствую, вот-вот что-то случится. Кто-то подбирается к нашему дому, мне страшно. Я должна его предупредить об опасности, со мной-то ничего не будет, а вот с ним...
Внизу несколько человек говорили об окне со спущенными жалюзи. Это же его окно!..
Тут Ирен радостно встрепенулась, ибо в коридоре раздался звук приближающихся шагов. Девушка вскочила, ее лицо сияло.
– Вот и он! – вскричала она. – Ах, я глупая девчонка! Начитаюсь папиных писем, и невесть что чудится!
Теперь она готова была расхохотаться – такими смешными показались ей ее недавние страхи. В дверь постучали.
– Войдите! – Голос девушки дрожал, но дрожал от счастья.
Она бросилась к двери, думая, что сейчас войдет ее долгожданный гость – красавец шевалье
– Госпожа графиня де Клар! Вы ко мне? Какая честь для меня! – пролепетала в растерянности Ирен.
– Я думала, что не найду вас, – проговорила дама, входя и закрывая за собой дверь. – Здравствуйте, милое мое дитя. Я знала, где вы живете, но ваш дом, оказывается, столь далеко отстоит от улицы Отходящих, что я боялась заблудиться.
X
ГРАФИНЯ МАРГАРИТА
В 1843 году графиня Маргарита де Клар была на вершине славы. Ее благосклонно принимали в высшем свете и при дворе, и никто не обращал внимания на те невероятные и, разумеется, заведомо ложные слухи, которые зависть распространяла о ее прошлом. Она была королевой модных салонов, ей удавалось влиять на решение многих политических, а то и религиозных вопросов. Истинные легитимисты побаивались ее – ведь она окружила такой заботой сына несчастного Людовика XVI, а тот потихоньку собирал вокруг себя своих многочисленных тайных приверженцев. Сторонники же старшей ветви династии относились к ней с уважением и были благодарны за то, что графиня столь мудро и осмотрительно старается уберечь их партию от раскола. Двор Луи-Филиппа пытался было переманить ее на свою сторожу, но она, хотя и вполне дипломатично, дала понять, что это бесполезно.
Ее муж, граф Кретьен Жулу дю Бреу де Клар жил очень уединенно и никого у себя не принимал. Говорили, что он болен анемией, умирает, и графиню, призванную всегда и во всем служить для всех эталоном, газетчики прославляли как лучшую из жен, ухаживающую за мужем с трогательным вниманием и нежностью. В наше время газеты тоже кормятся тем, что подглядывают в замочную скважину за личной жизнью знаменитостей. Светские хроники рассказывали о том, что в молодости граф вел разгульную жизнь, был страшным пьяницей и волокитой, но Господь наставил его на путь истинный, послав ему чудесную жену – сущего ангела. Небесное создание, носящее дивное имя Маргарита, помогло супругу сделаться человеком праведным, благонравным и благонадежным. Преображение поистине удивительное. Граф обожает Маргариту, что, впрочем, вполне естественно.
Вот что писали репортеры. Но те из наших читателей, кто знаком с другими романами из эпопеи «Черные Мантии», наверняка помнят, как все обстояло на самом деле чего в действительности можно было ждать от красавиц графини. Прочим же еще предстоит оценить ум и отвагу этой жестокосердой авантюристки. Итак, она крепко держала бразды правления: властвовала над умами во всех самых изысканных гостиных и в то же время принадлежала к тем, кто стоит во главе тайного сообщества знающих ответ на, казалось бы, безобидный вопрос: «Будет ли завтра день?». Ей доверяли безгранично, ее даже сделали главной опекуншей юной принцессы Эпстейн, единственной наследницы обширных владений старшей ветви древнего роди де Клар, вступившей в свои права после смерти старого герцога. Удача улыбалась Маргарите, и кто бы мог подумать, что эта блистательная жизнь в скором времени оборвется столь стремительно и нелепо. Да пророка, который бы осмелился предсказать такое, попросту закидали бы камнями.
...Графиня пересекла комнату вышивальщицы и остановилась у окна.
– Если бы вы, ваша светлость, заранее предупредили меня о том, что вам угодно меня видеть, я бы не преминула... – произнесла, заикаясь от волнения, Ирен.
– Прежде всего мое внимание привлекла изысканность ваших манер, милая деточка, – остановила ее Mapгарита, – и, конечно же, учтивость выражений. Вы, наверное заметили, что я сейчас молилась у могилы моего достопочтенного друга?
Ирен сказала:
– Да, ваша светлость.
– Я должна была бы приезжать сюда как можно чаще, – продолжала графиня, отходя от окна. – Ведь тот, кто покоится здесь, был при жизни величайшим праведником. Но мы, увы, неисправимы! Мы погрязли в суете и редко имеем возможность отдать последнюю дань умершим. Давно ли вы, деточка, получали известия о своем отце?
– О моем отце? – повторила Ирен в замешательстве. – Но разве вашей светлости неизвестно, что мой отец, к несчастью, умер?
– Да, деточка, – сказала графиня, понизив голос, и взяла руку Ирен в свою, – конечно же, я не имела права вмешиваться в вашу жизнь и теперь должна была бы удовольствоваться тем, что вы изволили мне сообщить. Но поверьте, вы возбуждаете во мне самое горячее участие, и это до некоторой степени служит оправданием моим словам и поступкам.