Роковое сходство

Гэфни Патриция

– Нет, вы ни капельки не похожи. А Ник? Он был на них похож?

Анна отвернулась. Ей не хотелось задумываться над этим вопросом, но она знала, что Броуди не потерпит уклончивости.

– Ник… Да, пожалуй, он чем-то напоминал их. В некоторых отношениях. Все дело в том, что он был честолюбивым, целеустремленным человеком, он хотел возвыситься над своей средой. Я считаю, что это замечательное качество в мужчине.

Ей самой были явственно слышны оправдательные нотки в собственном голосе, но Броуди ничего не заметил. Он думал о том, что проявил себя в ее глазах как человек, не стремящийся подняться по социальной лестнице. Его брат сумел сделать

из себя джентльмена, а сам он просто сбежал в море. Ник завоевал сердце этой женщины и женился на ней. Она любила его так сильно, что до сих пор цеплялась за воспоминание о нем, хотя созданный ею образ оказался ложным. А самому Броуди было суждено окончить свои дни в тюремной камере. Он швырнул на землю недокуренную сигару и раздавил ее каблуком.

– Хотела бы я знать, где сейчас Эйдин и мистер Флауэрс, – неуверенно проговорила Анна.

Голос Броуди прозвучал неожиданно грубо, и это ее удивило.

– Вам страшно оставаться со мной наедине?

Она повернулась к нему и ответила честно:

– Нет.

– Интересно, почему? Считаете, что вы меня «приручили»? Превратили в «джентльмена», как Ника?

Заслышав в его голосе злую насмешку, Анна растерялась. Она пристально вгляделась в его лицо и ничего не ответила. Броуди подошел ближе, но она не отступила: осталась на месте, даже когда ощутила на лице его дыхание.

– Почему вы так сердитесь? – прошептала Анна.

– Я хочу, чтобы вы назвали меня по имени, – грубо потребовал он.

– Что?

– У меня есть имя, данное при крещении. Назовите его.

– Я… Но зачем?

Броуди и сам не знал, зачем.

– Назовите!

Она судорожно сглотнула.

– Ну хорошо, я назову, если вам так хочется. Джон.

Его это не удовлетворило, губы недовольно дернулись. Но зато теперь он точно понял, чего хочет.

Анна тоже это поняла. Ей хотелось бы понять другое: почему мысль о поцелуе не отпугнула ее. Но зато она хорошо знала, в чем состоит ее долг. Положив руки на грудь Броуди, Анна оттолкнула его.

– Не смейте, – отважно произнесла она, глядя ему прямо в глаза.

– Чего я не должен сметь?

– Вы же знаете.

– Что?

Анна не хотела об этом говорить; ей вдруг пришло в голову: а что, если она ошиблась? Что, если он сейчас рассмеется прямо ей в лицо? Такое предположение привело ее в бешенство.

– Я хочу вернуться в дом.

– Не сейчас. Сначала я должен кое-что сделать.

– Что?

Броуди усмехнулся:

– Вы же знаете.

Он взял оба ее запястья и сомкнул их у себя на шее. Это вышло легко и просто, словно он повязывал галстук. Анна оказалась прижатой к нему вплотную. Броуди крепко обнял ее, провел губами по ее волосам.

– Пустите меня, я этого не хочу.

Голос прозвучал глухо: ее лицо было тесно прижато к его плечу.

– А вы сделайте вид, что это Ник.

Анна в ярости оттолкнула его, но его рот неумолимо опустился, заставив ее губы раскрыться. Она сердито запротестовала сквозь зубы и изо всех сил дернула его за волосы, но он не сдвинулся ни на дюйм. «Может быть, причиняя ему боль, я добиваюсь обратного?» – подумала Анна и отпустила его.

Он издал глухой стон и ослабил свой грубый захват, его губы стали мягче, нежнее, она ощутила ласку его языка. Губы у нее задрожали, Броуди осторожно завладел ими. Та же знакомая слабость, которую она уже дважды ощущала в его объятиях прежде, охватила тело Анны, но только теперь все стало еще хуже, потому что она уже знала, каково это, и хотела узнать, что будет дальше. Что

случится, если он продолжит, а она не окажет сопротивления?

– Прошу вас, не надо, – жалобно попросила Анна. Увы, слова невозможно было разобрать: ее губы крепко прижимались к его губам. И он тоже что-то говорил – повторял ее имя снова и снова. Это слово, повторяемое беспрестанно, как заклинание, сводило ее с ума, в нем слышались нетерпение и страсть, кружившие ей голову. Она позабыла, что он ей не муж, что он домогается ее только потому, что она была женой его брата, и, когда его ищущие руки нащупали ее грудь, не стала его останавливать.

Ей показалось, что он пробормотал «Господи боже, это же чудо!» – и она поняла, что он имеет в виду: впервые за всю свою сознательную жизнь она не надела корсет. Прикосновение его пальцев было осторожным, почти трепетным. Интересно, догадывается ли он, что до сих пор никто к ней так не притрагивался? Протяжный вздох вырвался из ее груди: это наслаждение оказалось невыносимо острым. С закрытыми глазами Анна покачнулась, положила стиснутые в кулаки руки на плечи Броуди и позволила целовать себя. Целовать без конца.

– Ты прелестна, Энни, – прошептал Броуди, не отрываясь от ее губ.

Он и сам не знал, как далеко его это заведет, не хотел даже задумываться. Погрузив одну руку в густой и плотный шелк ее волос, он ладонью другой погладил маленький тугой бутон соска, который нащупал сквозь платье. Ее пугливая покорность ударила ему в голову, едва не лишив остатков разума: никогда в жизни он ни одну женщину не желал так страстно, как эту.

Надо было ее отпустить, но он не мог… пока еще не мог… нет… не сейчас… это было не в его силах. Он прижал ее спиной к замшелому каменному столбу беседки. Ее глаза в лунном свете показались ему бездонными озерами. Анна застонала под его поцелуями, и этот беспомощный стон, ознаменовавший его полную победу, заставил Броуди позабыть о последних крупицах разума.

Только в эту минуту он наконец осознал, как глубоко она заблуждалась насчет его побуждений. Ник тут был совершенно ни при чем: Броуди думать не думал о соперничестве с мертвецом и не пытался восторжествовать над братом. Неловкими от нетерпения пальцами он начал расстегивать крохотные агатовые пуговички у нее на груди, пытаясь в то же время не прерывать поцелуя, и вдруг почувствовал соленую влагу у себя на губах, на лице, а потом и пальцах.

– Энни? – ошеломленно прошептал Броуди. – Почему ты плачешь? Что случилось?

Он сжал ее лицо ладонями, шепча слова утешения, целуя ее щеки и глаза.

От его нежности ей стало только хуже. Прерывисто дыша и поминутно всхлипывая, Анна отвернулась и высвободилась из его рук. Плач перешел в захлебывающиеся рыдания: она никак не могла остановиться. Какая-то тяжесть, комом застывшая в груди, таяла с каждым судорожным вздохом, но от этого ей не становилось легче. Броуди обнял ее сзади. Анна чувствовала, как он осторожно прижимает ее к своей груди, тихонько гладит, утешает.

– Не надо плакать, я этого не вынесу, – шептал он, жарко дыша прямо ей в волосы, стараясь смягчить пробегающие по ее телу судороги, принять ее боль на себя. – Если ты не прекратишь, я тоже заплачу. Учти, я не шучу. Я буду реветь белугой, и тебе станет стыдно.

Анна издала всхлипывающий смешок и снова заплакала. Броуди через плечо протянул ей свой платок, и она уткнулась в него носом.

– О господи, Энни, мне очень жаль. Прости меня за все. Похоже, что бы я ни делал, все причиняет тебе только боль.