Роковой рейс
Шрифт:
Он постоял у обгоревших обломков, унимая расходившиеся нервы, и, немного успокоившись, прошел к эпицентру взрыва. Здесь и осколки панелей были оплавлены, закопчены, со следами огненной стихии.
Полковник Возницкий расхаживал среди обломков с важным и глубокомысленным видом, беря в руки и внимательно разглядывая то одну покореженную деталь, то другую. Даже обнюхивал, словно по запаху мог определить причину катастрофы. В принципе, если бы причиной взрыва был тротил или другое взрывчатое вещество, специфический запах которого ни с чем не спутать и держится он очень долго, можно было бы учуять его. Но, видимо, все-таки отказали двигатели, а взрыв произошел на земле от удара о здание, топливные трубопроводы не выдержали, керосин полился на раскаленный металл и вспыхнул;
Но из-за чего произошел отказ двигателей?..
Главная задача членов комиссии — найти черные ящики, регистрирующую аппаратуру всех параметров полета, но, похоже, от нее тоже ничего не осталось. Ящики-то найдут, только такого огня никакой металл не выдержит, а ленты и нити — тем более…
До самой темноты лазили члены комиссии по обломкам, собирая наиболее ценные для расследования детали. Гайвороненко чувствовал себя хуже, чем в Москве, — то ли тяжёлая катастрофа усугубила самочувствие, то ли ещё больше простыл в дороге, но голова была тяжёлой, плохо соображала; временами его знобило, и он шмыгал носом, из которого текло, как из прохудившегося сосуда. Возницкий же, наоборот, оживленнее и бодрее становился с каждым часом, словно уже нашел нить, ведущую к разгадке происшествия.
Вечером в кабинете командира эскадрильи устроили консилиум. Поскольку главной версией катастрофы оставался отказ трех двигателей — это подтверждала и запись радиопереговоров диспетчера с подполковником Бирюковым, выполнявшим роль инструктора и второго пилота, — первым докладывал свои соображения инженер по двигателям.
— Я проверил рабочие тетради авиаспециалистов, готовивших «Руслан» к полёту, формуляры, — говорил твёрдым, уверенным голосом Брилёв, коренастый полковник лет сорока. — Всё выполнялось с безукоризненной пунктуальностью. Так, во всяком случае, записано. Ресурс у двигателей имелся достаточный, у планера — тоже. Логика подсказывает, отказ сразу трёх двигателей мог произойти по следующим причинам: диверсия, сбой компьютера или электрооборудования, заводской дефект двигателей. Анализ топлива показал, что кондиция его отвечает требуемым параметрам. Но это не значит, что катастрофа не могла произойти из-за топливной системы. Если мы вспомним прошлогодний случай с «Ту-154», когда самолет упал тоже из-за остановки сразу двух двигателей, то можно предположить, что и на этот раз причиной послужила топливная система. Или само топливо. Но подчёркиваю ещё раз: анализ керосина, взятый перед полетом, соответствующей кондиции…
Гайвороненко внимательно слушал, продолжая шмыгать носом, и, не выпуская из рук носового платка, делал какие-то пометки в блокноте. Когда Брилев закончил, он перевел взгляд на инженера-электрика, нервно выстукивающего дробь пальцами. Тот резко поднялся и заговорил, не сдерживая горячности и раздражения:
— Смею вас заверить, что из-за электрооборудования отказать сразу три двигателя не могли — каждый имеет свое автономное электропитание; и если бы произошел сбой, приборы зафиксировали бы и бортинженер и летчики приняли бы меры. Сомневаюсь и в сбое компьютера. Тут что-то другое, до чего мы пока не смогли докопаться, скорее всего производственный дефект двигателей…
Потом выступали инженер-компьютерщик, специалисты по приборам, по топливу. И каждый чуть ли не головой ручался, что катастрофа произошла не по вине его службы.
Гайвороненко слушал всех и с грустью думал о том, что никто не хочет брать ответственность за случившееся на свою службу — потом неприятностей не оберёшься; а коль ты начальник, значит, виноват — не досмотрел, не подсказал, не потребовал. И так бывает всегда, пока не найдут виновника, и им зачастую оказывается «стрелочник» — кто-либо из младшего инженерно-технического состава. Так будет и на этот раз. А между тем, мысленно рассуждал генерал, виноваты более ответственные и облеченные властью люди. За последние годы количество аварий и катастроф особенно увеличилось, и не только потому, что летчики стали меньше летать, теряют навыки, а инженерно-технический состав халатнее относится к делу; хотя это тоже есть. Но главная причина
Ещё когда собирались в Волжанск, Гайвороненко получил кое-какие сведения о подоплёке случившегося: авиакомпания «Армада» благодаря подкупу вышестоящих чиновников фирмы «Гермес» нарушила договорные отношения с акционерным обществом «Росэксимпорт», занимающимся поставками за рубеж военной техники, перехватила контракты на перевозку в Китай космической аппаратуры и в одну из арабских стран многоцелевых самолетов «Су-37». Боясь, видимо, скандала, «Армада» спешно снарядила в Китай «Руслан» из отряда подполковника Бирюкова. Вероятнее всего, и подготовка к полету проводилась в спешке… Но не исключен и американский вариант: щупальца террориста Бен Ладена могли добраться и до России в отместку за союзничество с Соединенными Штатами… Во всём следовало разобраться…
Гайвороненко внимательно выслушал всех. Ни один из подчинённых не пришел к какой-либо более-менее стоящей версии. Все крутились вокруг да около, высказывая довольно сомнительные предположения. Да и он сам, председатель комиссии, пока ни на чем заслуживающем внимания не остановился. Пламя поглотило все, не оставив никаких следов. Такого в практике Гайвороненко ещё не бывало. Но здесь, понимал он, отчаиваться пока рано — осмотр проводился бегло, под впечатлением страшного разрушения… А тут ещё этот насморк, течет из глаз и носа, мешая сосредоточиться. Вечером надо как следует попарить ноги, выпить чая с малиновым вареньем, если удастся достать, и таблетку аспирина. Может, к утру полегчает, и тогда он всерьёз займется расследованием. А теперь нечего переливать из пустого в порожнее, подчинённые тоже устали после полёта и лазания по обломкам.
— На сегодня хватит, — прервал он совещание, выслушав руководителя полетов майора Филимонова, выпускавшего «Руслан» в небо и специально приглашенного на разбор. — Прошу всех ещё раз обдумать свои наблюдения и выводы, завтра продолжим работу. Можете быть свободны.
Руководитель полетов майор Филимонов, видя, как генерал шмыгал носом и не выпускал из рук платка, участливо спросил:
— Может, врача вызвать, товарищ генерал?
— Врача не надо. А вот если вы, голубчик, достанете пару таблеток аспирина да стаканчик малинового варенья, буду очень признателен.
— Будет сделано, товарищ генерал.
И действительно, пока Гайвороненко парил ноги, Филимонов принес целую аптечку всевозможных лекарств. Положил на тумбочку и, помявшись, несмело предложил:
— Может, и коньячком полечитесь? Я захватил на всякий случай.
Генерал повеселел.
— А что, Суворов рекомендовал после бани. Наливай по стопке.
Ему хотелось не столько выпить, сколько поговорить по душам с майором: он знает, разумеется, больше, чем рассказал в официальной беседе. А под хмельком и у твердокаменных размягчается сердце, появляется желание излить душу.
Филимонов достал из серванта рюмки — в номере для начальства была предусмотрена и посуда, — из портфеля, с которым пришел, извлек бутылку «Белого аиста», яблоки, сыр, колбасу.
— Неплохо живёте, — пошутил генерал. — А плачете, что мало получаете.
— А я, как в том анекдоте, товарищ генерал, играю.
— Как это играешь?
— Это к слову. Анекдот вспомнился. Не слышали про генерала и лейтенанта?
— Нет. Расскажи.
Филимонов, ловко орудуя ножом, нарезая ломтики сыра, колбасы, заговорил с улыбкой: